(6. Спасение от Романова. Полный разгром НТС)

Писать во время всех этих передряг в Москве я не мог. Творческий процесс прозаика, если не ошибаюсь, — это определенная химия, состоящая из общей идеи-стержня, из ощущений, рисующих образы, из звуков букв, из искр воображения, дополняющих образы, из подсознательных сексуальных импульсов, дающих тексту жизнь, а еще из постоянно ударяющих в цель узконаправленных мыслей. Без этой смеси, сложной или нет, не знаю, нет того, что можно назвать рабочим состоянием. Если это приблизительно так, то даже пятьдесят граммов водки всегда нарушали во мне нужную химию, а пил я тогда много. Но в любом случае в те дни мне было не до Чуцая и Чингисхана.

Когда я явился на очередной допрос, очередной полковник удивился: как, вы еще не уехали, наше терпение подходит к концу. Он был вежлив, даже уговаривал, играл в доброго следователя:

— Разумеется, те ножи и ствол на таможне ничего особенного не представляют, тут неподалеку на рынке, вы это лучше меня знаете, можно «калаш» с двумя полными рожками за недорого купить. Да, на тех ножах и на стволе нет отпечатков пальцев, а в каком диване или столе их нашли, не удалось выяснить, эти дурни на таможе так поспешили доложить, что ничего не запомнили, ничего не зафиксировали. Кто-то уже в Москве все это в грузовик подбросил? Действительно, могли подбросить, но важно, что грузовик ведь не ваш, а издательства... Да, действительно, на том пакете, найденном в вашей квартире, тоже нет ваших пальцев. Да, согласен, нет смысла считать, что с вашим африканским и афганским опытом вы открыто держали в своем шкафу эти боеприпасы, после того, что уже произошло на таможне, к тому же завернув предварительно в газету, редактором которой вы являетесь. Согласен, грубо сработали. Но неужели вы думаете, Владимир Мечиславович, что подобные размышления кого-нибудь у нас остановят, если наверху будет принято соответствующее решение? В данном случае важно совершение двух и более преступлений... А это... Подумайте об этом, пока не поздно.

Дома у Павелецкого вокзала на бывшую жену я уже не обращал внимания, она свой выбор сделала, а мой сын Михаил ничего не понимал, кроме одного: мы скоро вернемся в Германию к его нормальной жизни в нормальной школе — и этому бурно радовался. Дочь Наталья с нами в Москву не поехала, отправилась учиться на юг Франции в Монпелье. Когда я в первый раз привел сына в хорошую школу, московскую, не в Мухосранске же, он на нее посмотрел и спросил спокойно, как это часто делают немцы:

— Папа, эту школу вчера бомбили?

Бывшая жена свой выбор сделала, сын тоже, а я все не мог, пока меня не спас звонок из Франкфурта. Звонил председатель НТС Евгений Романович Романов:

— Вам нужно немедленно приехать, это очень важно. Я вас жду. Это настоятельная просьба.

В аэропорту меня еще раз задержали, помурыжили напоследок, поиздевались и отпустили. Так я вновь оказался в эмиграции. Ко всему прочему без работы и квартиры, как в самом начале той первой своей эмиграции, но мне было уже не 25, как в 1972-ом, а 48 лет, почтенный возраст. Остановился я в ФРГ у ЕРО, который дал мне не только приют и старую дружбу, но и денег взаймы. Обвинить его в чем-либо я не мог, было уже поздно. Мы с ним славно отужинали, а поздно ночью он зашел ко мне в комнату, очень долго молчал в темноте, затем сказал:

— Мне жаль, что все так произошло. Я старался, но ничего не вышло. Я спешно вызвал вас сюда, чтобы с вами не произошло в России ничего дурного, даже непоправимого... Возвращаться в Москву вам нельзя... Могу еще сказать, что, как ни странно, меньше всего зла вам сделали не члены нашего Союза, а гебисты... Удивительно.

Я запомнил каждое его слово, как было произнесено каждое слово, какие были паузы между словами. Такое не забывается. Больше он ничего не сказал, а я не спрашивал, уверенный, что Евгений Романович и так сказал мне слишком много. Мы остались лучшими друзьями, и я ему благодарен по сей день. Хоронили мы его, это также удивительно, 11 сентября 2001 года.

А в России после моего отъезда все произошло именно так, как я точно предсказал: в 1996 году произошел полный разгром НТС. Все, пытавшиеся договориться с Пушкаревыми и не сумевшие этого сделать, были вынуждены выступить против него, после чего их всех стройными рядами обвинили, судили Судом Совести и Чести и исключили из организации... Таким образом, политическая организация НТС ушла в небытие после более шестидесяти лет богатой жизни как раз в тот момент, когда, казалось, должен был наступить ее звездный час.