2. «Я знал, что у меня читателя в ближайшее время не будет вообще»

Б. ПОДОПРИГОРА: Сейчас мы обращаемся уже к нашей восточной теме. А вот в какой степени Вы убеждены, что Вы и Ваши коллеги переводят тех авторов, которые известны образованным китайцам?

Р. ЕВДОКИМОВ: Вы знаете, во-первых, конечно, отнюдь не убеждены уж так хорошо. Хотя бы потому, что то, что переводил конкретно я, лично я, известно образованным китайцам, но только очень образованным китайцам. Потому что это древняя поэзия, древняя литература. Которую на любом языке, конечно, знает малое число даже образованных людей.

Что же касается большинства других наших переводчиков... Я думаю, что в XX веке они были в значительной степени скованы идеологическими заказами. Даже не обязательно какими-то социальными — это могли быть, как в случае с Хейли — Хейли вроде бы не коммунист — какие-то пристрастия идейного, социального характера, какие-то привходящие соображения.

Б. ПОДОПРИГОРА: Да какая уж там идеология? Бытописательство, да и все!

Р. ЕВДОКИМОВ: Трудно сказать, почему. Давайте отвлечемся от этого примера с Хейли. Хотя он, конечно, очень ярок. А если мы останемся в рамках восточной литературы — я думаю, что, несмотря на известную строчку «Ах, восточные переводы! Как болит от них голова!», я думаю, с восточными переводами многим из наших переводчиков повезло больше. Почему? Потому что, если углубляться в глубь веков, то можно было выбирать действительно классику. А что касается современной литературы — хоть восточной, хоть западной — к сожалению, это очень часто было обусловлено внелитературными причинами, выбор. Я так думаю.

Б. ПОДОПРИГОРА: Хорошо. Я боюсь Вас обидеть. Тем не менее, такой вопрос задам. На самом деле, даже достаточно образованные китайцы, филологи — не очень хорошо знают, как я понял, известную Вам поэзию династии Тан, да?

Р. ЕВДОКИМОВ: Ну, да.

Б. ПОДОПРИГОРА: Т.е., да, есть несколько известных имен: Ду Фу, Ли Бо, можно еще продолжить. А с какой стати Вы популяризируете то, что даже в самом Китае, в среде весьма и весьма подготовленной, особой популярностью не пользуется?

Р. ЕВДОКИМОВ: Видите ли, мой случай на самом деле достаточно особый. Я практически ничего не перевел и не написал на заказ. Единственный случай у меня был, когда в одном издательстве «горела» что называется книга — прозаическая, переводная с норвежского языка. Там были поэтические вставки с норвежского и со шведского, и мне пришлось просто помочь издательству быстро сделать несколько переводов.

Б. ПОДОПРИГОРА: Давайте все-таки произнесем: конъюктура.

Р. ЕВДОКИМОВ: Это был единственный случай. Хотя, мне было тоже интересно. Потому что там была народная поэзия, там были хорошие поэты самих этих наций, скандинавских. Мне это было по-своему интересно: мне было интересно решить какие-то технические задачи. Но это был единственный случай, когда я пошел по пути заказа.

Всегда, в остальное время... У меня специфически сложилась жизнь. Я был политзаключенным — это, конечно, наложило отпечаток на мою жизнь, на то, что я делал. Я не мог рассчитывать на официальные публикации в стране. Ну, а раз так — то я был абсолютно свободен. Более или менее свободен.

Б. ПОДОПРИГОРА:  Т. е., Вы делали ставку на собственный вкус, на собственное понимание: что нужно читателю?

Р. ЕВДОКИМОВ: Нет. Я знал, что у меня читателя в ближайшее время не будет вообще. Кроме очень узкого круга моих друзей и... ну, может быть, какой-то самиздат. Однако, переводы с древнекитайского в самиздате как-то большой популярностью тоже не пользовались. Поэтому это было очень своеобразное занятие. Я ориентировался на свой собственный интерес — то, что мне было интересным, для самого себя интересно. Иногда это было решение каких-то технических задач. Иногда мне было интересно ближе вникнуть в культуру и даже особенности языка, может быть, литературы страны, народа — не только с китайского я переводил. Но всегда это был именно мой собственный интерес.

Б. ПОДОПРИГОРА: Свободный Вы человек. Можно Вам в какой-то степени позавидовать.

Р. ЕВДОКИМОВ: Да, мне повезло.