(5. Кирилл Вергун, Евстафий Мамуков и другие члены предвоенного Совета НТС)

К. Д. Вергун

Третьим членом Исполнительного Бюро, после ухода Марии Пепескул, стал Кирилл Дмитриевич Вергун. Был он совсем молодым человеком, недавним председателем отдела Союза в Чехословакии. Впервые я встретился с ним на втором съезде национальных группировок в Париже ранней весной 1934 года. Его отец, профессор Дмитрий Николаевич Вергун, выходец из Галиции, большой русский патриот и патриот угнетенной австрийцами и поляками Галицкой Руси, воспитал своих детей, сына и четырех дочерей, в любви к России. К. Д. — на редкость симпатичный человек, убежденный новопоколенец. мало-помалу перенял на себя разработку программных проблем. Мы подружились с первой же нашей парижской встречи. И когда я приехал в Белград, то мне показалось, что никогда с ним не расставался. Мягкий в обращении, обычно приветливый, добрый человек, одержимый Союзом, он неутомимо занимался нашими делами и заражал других своей энергией и союзным духом. Раза два я побывал в доме на Пальмотичевой улице, где жила вся семья Вергунов. В то время у К. Д. и его красавицы жены Веры Дмитриевны появился первенец — радость всего семейства.

К. Д. писал статьи для газеты «За Россию» на разные темы: о жизни в СССР, о международном положении, о задачах Союза. Писал он просто, доходчиво, искренность была его характерной чертой.

Подружился я и с председателем Югославского отдела Евстафием Игнатьевичем Мамуковым. Терский казак, инженер по профессии, брюнет, чуть ниже среднего роста, живой как ртуть, был он ярким носителем союзного духа, целиком отдавшим себя делу служения России. Как председатель отдела, был он также членом Совета НТСНП. Мне думается, что, помимо членов Исполнительного Бюро, в Союзе вообще не было более популярного деятеля, нежели Е. И., ласково прозванного Мамукеем.

Большинство членов Совета мне было незнакомо. Я не знал ни К. И. Коновалова (председателя отдела в Бельгии), ни Д. М. Завжалова (председателя отдела в Болгарии), лишь однажды встречался на «Льдине» с А. Э. Вюрглером (председателем отдела в Польше), никогда не видел В. В. Бранда, редактора газеты «Меч» в Варшаве. Во Франции проживали три члена Совета: В. Д. Поремский, А. П. Столыпин и Р. П. Рончевский. О Поремском я уже писал: что касается Столыпина, то в нем было больше от имени его знаменитого отца, убитого Богровым в Киеве в 1911 году, последнего выдающегося деятеля царской России. Столыпин-сын был деятельным членом Союза, в сферу его деятельности входили преимущественно связи с французскими политическими деятелями. О Рончевском мне писать трудно: мы были связаны узами дружбы, почти всегда одинаково понимали возникавшие перед нами проблемы. Вместе мы определили порочность и опасность провокационной «Внутренней линии» РОВС-а и де-факто спасли тогда Союз. Осенью 1937 года Байдалаков писал Рончевскому, что Союз никогда не забудет его роли в спасении Союза от провокации. Увы, уже в последовавшем недалеком будущем он крепко забыл об этом вкладе Рончевского—Прянишникова в дело Союза. Мимоходом отмечаю, что, в противоположность М. А. Георгиевскому, Байдалаков плохо разбирался в людях и не слишком много понимал в хитросплетениях провокации.

Рончевский несомненно и в полном смысле слова был сильной личностью, как раз в духе конспекта НТСНП «Значение идей и сильных личностей в истории». Было в нем что-то могучее: отлично и крепко сшитый физически, он выделялся острым, быстрым аналитическим умом. Блестящий темпераментный оратор, остроумный оппонент, талантливый организатор, человек железной воли, патриот, «оголтелый белогвардеец». Из всех известных мне членов Союза, он, помимо Георгиевского, более всех подходил к роли лидера, скажем по-русски, вождя. Но было одно «но»: его могучая воля могла обернуться деспотизмом.

Итак, верховное руководство Союза в лице его Совета, за редким исключением, не смогло бы выдвинуть нужное число лидеров для такого большого дела, как Национальная революция.

Была, конечно, и надежда на неизвестных потенциальных лидеров в самой России, которые смогли бы проявиться в нужных для революции благоприятных условиях. У нас думали о такой возможности и связывали ее преимущественно с армией и выходящим из ее среды комкором Сидорчуком. О таком комкоре часто думал я, читая наиболее интересные статьи в «Красной Звезде».

К неизбежной войне двух диктаторов — Гитлера и Сталина — Союз был психологически готов. Союзный дух двигал новопоколенцев к дерзанию и подвигу. Идея служения России — наследство многих поколений, создавших шестую часть света — словно яркая звезда, вела новопоколенцев по пути борьбы за свободную Национальную Россию. И как лучшее выражение этой идеи служения был лозунг Союза: «Да возвеличится Россия, да гибнут наши имена». Не для себя, но для России, славной и вечной.