Приложение. ЛУЧШЕ «БЕСПРЕДЕЛ», ЧЕМ «ВОСТОЧНЫЕ СЛАДОСТИ»

Вся книга в формате PDF (19,2 MB)

Дискуссии о чистоте языка ведутся в нашем обществе как минимум со времен Тредиаковского и Ломоносова, а в скрытом виде случались и раньше — например, в творчестве протопопа Аввакума. Довольно часто они сопровождались сетованиями о засильи иностранщины (греческой, польской, немецкой, французской...). Но в наше время, едва ли не впервые, статьи и заметки по этой тематике стали приобретать звучание отчетливо политизированное, партийное. Вообще-то такая привязка слегка диковинна, но раз уж она налицо, с ней приходится считаться. Так почему бы не разобрать несколько конкретных примеров под таким, не совсем привычным углом зрения, а заодно попытаться оценить некоторые современные языковые явления не с точки зрения субъективной «вкусовщины» (нравится, не нравится, кажется достойным или низким), а найти объективные причины их появления и, следовательно, более взвешенные оценки их «законности» (или незаконности).

Начну, пожалуй, с «беспредела», которым последние годы не пугал детей только ленивый. Бесспорно, словцо это вышло не из академического института и место его изначально было у параши. Однако ж, вот — [359] «параша»... Это как, тоже говорить не велено? Воспитанные люди говорят «унитаз»? Но разве это и впрямь одно и то же? А «офеня» сказать можно? А «сволочь» (помните, такое человеческое отребье, занятием которого было сволакивать крючьями трупы)? А со «стукачами» мы познакомились разве не из одного источника с «парашей»? А тысячи и тысячи других слов во всех языках мира, которые вошли в их литературные изводы из разнообразных профессиональных жаргонов, причем едва ли не чаще всего — именно из уголовных?

Быть может, сама конструкция слова «беспредел» противоречит законам русского языка? Вообще-то еще Пушкина упрекали за употребление сходно выглядящих «топ» и «хлоп», а он отругивался, ссылаясь на народность и совершеннейшую понятность таких форм. Но не будем поминать Александра Сергеевича всуе. В конце концов, у «беспредела» есть отличие от «топа» и «хлопа» — приставка. Надо бы проверить: существуют ли в «великом и могучем» слова, начинающиеся на бес/без, но неоформленные суффиксами и окончаниями. Их мало, но они есть. «Бездарь», «бестолочь»... Мне скажут, что нет зато их вариантов без приставки. Ну, что ж! Вот вам «бездна». Опять что-то не то? И тут я обнаруживаю в словаре великолепное «бескрыл» (существительное, а не краткая форма прилагательного!) Ей Богу, не стыдно признаться, что я не ведаю, кто это такой. Подозреваю, впрочем, что это исконно русское название дрофы, птицы нелетающей, а потому как бы бескрылой. Важно не это. Важно, что таким речением русский язык морфологически признает правомочность и «беспредела».

Но нужен ли он вообще? Ведь есть уже «произвол»! — Во-первых, синонимы только обогащают язык. [360] А во-вторых (внимание: главное!), действительно ли эти слова полные синонимы? В психологии есть такая профессиональная забава. Вы называете какое-то слово, а ваш напарник (или испытуемый) отвечает первым пришедшим на ум. Так можно составить психологический портрет тестируемого, но так же, с другой стороны, определяются семантические связи слов и уточняются их значения. Скажите двум-трем десяткам ваших знакомых: «произвол». Основную часть откликов составит «чиновный» (или «чиновничий»). Скажите им же: «беспредел». И вам ответят: «уголовный». Хотите «почувствовать разницу», как нам рекомендует рекламный ролик? Не советую. Мне случилось около пяти лет провести на политзоне, и я хорошо знаю, что такое произвол лагерной администрации. К счастью, мне не довелось испытать на себе, что такое «беспредел» — даже не «паханов», а мелкой шпаны, «блатарей», — но в том, что это «две большие разницы», как очень безграмотно говорят, якобы, в Одессе, смею вас заверить.