(3. Переход к «восточным сладостям». Однозначность на примере «мышления»)

Вся книга в формате PDF (19,2 MB)

Означает ли сказанное, будто любая новация в языке оправданна? Вовсе нет. Вот по всей Руси великой нас зовут отведать «восточных сладостей». Но ведь это из того же ряда, что «западные солености», «южные сальности» или «северные горькости»! Слова эти в крайнем случае и с явной натяжкой могут еще означать [363] некие абстрактные вкусовые качества (в тортах слишком много сладости, в огурцах — солености, в перце... уже, пожалуй, горечи, а не горькости). Но в основных своих значениях они давно переместились в сферу эстетического, стилевого или морального («сладостные речи», «соленое словцо»). Они категорически несъедобны! Покупать в магазинах и на рынках можно лишь «сласти» и «соленья». Вот здесь мы действительно встречаемся с настоящим «кукушонком». Ведь дело не только в том, что в языке уже есть слово, полностью адекватное некоему понятию («сласти»). Беда в том, что «кукушонок» («сладость») вполне закономерен, самодостаточен и имеет полное право на существование, но... совсем в ином смысловом гнезде! Его появление в продуктовом магазине вносит сумятицу в умы, ломает логику языка, сам строй языкового мышления. Между прочим, о «мышлении». Помните, как сравнительно недавно произносил это слово М. Горбачев? В годы уже довольно далекой юности случилось и мне в разговоре с одним сверстником из профессорско-академической среды поставить в этом слове ударение на «ы». Наказанием мне было хлесткое, равнодушно-насмешливое указание на то, что такое словоупотребление происходит от слова «мышь». Удар больно бил по самолюбию и, вернувшись домой, я не поленился заглянуть в «Толковый словарь живого великорусского языка» В. И. Даля. И что вы думаете? Даль однозначно знал лишь одно ударение: то, которое сделал я, на «ы»! Дело в том, что слово это находится в одном смысловом ряду с «думаньем», «слушаньем», «беганьем» или «виденьем» (с ударением на «и»). Эти слова означают не результат действия (как великое множество других, оформленных теми же суффиксами), а его процесс. Результат мышления есть мысль. Или возникновение [364] некоего понятия. Речь, наконец. Но само мышление — именно процесс или способ действия. И в недавнем еще прошлом это ощущалось достаточно ясно, находя выражение в постановке ударения на корень слова. Рудиментом такого смыслоразличительного ударения осталось «видение» (с ударением на первом слоге: видение предмета в процессе работы художником или ученым) и «видение» (как результат созерцания — у святого, например). Слов на -енье/-анье с корневым ударением в языке всегда было очень мало и нужда в них бывала лишь тогда, когда возникали двусмысленные пары (как с «виденьем»). Поэтому подавляющее большинство их исчезло, переняв по подобию (ассимиляция) наиболее употребительную модель ударения. Но справедливо ли считать исконную и считавшуюся совсем недавно — еще Далем! — единственной форму чем-то вульгарным и бескультурным? Не правильнее ли снабдить ее в словарях (как иногда и делают) пометой «устар.» и оставить в покое тех, кому характер, «любовь к отеческим гробам», а, сказать честно, и языковое чутье диктуют употребление этого архаического варианта?