(8. НТС и Третья сила во время войны)

С НТС у меня были не то, чтобы трудности, но у меня были к нему вопросы, просящие ответа. Во время Второй мировой войны НТС (он тогда назывался Национально-Трудовым Союзом Нового Поколения) провозгласил себя Третьей силой, бросил лозунг «Против Сталина и Гитлера», но, не обладая силой для проведения своей политики, был на стороне Русской Народной Национальной армии, Русской Освободительной Народной армии и затем Русской Освободительной армии. Вместе с тем НТС пытался, разумеется, направлять изнутри все российские национальные вооруженные силы. Мне, служившему в Советской армии (1966–1969), было любопытно понять русских эмигрантов и советских граждан в немецких шинелях. Некоторое время я не мог до конца понять их намерений, следовательно, одобрить или осудить их действия. Сам генерал Власов был мне скорее неприятен, но мало ли с кем по необходимости договаривается человек для достижения своих целей. Для понимания истории и политики логика играла и продолжает играть для меня куда большую роль, чем чувства, подчас меняющиеся. Я считаю, что логика всегда должна быть сильнее исторических и политических фактов, часто создающихся для пропагандистских целей. Если в фактах нет логики, они не заслуживают доверия, а требуют тщательной проверки «на вшивость». Не зря древние даосские мудрецы считали, что в Поднебесной конфуцианские историки веками так усердно пресмыкались перед властью, что стало легче узнать будущее страны, чем ее прошлое. В ХХІ веке я с ними полностью согласен.

Если, думал я в первые годы эмиграции, для генерала Власова родиной была Российская империя или Российская республика от февраля до октября, а не СССР, то он русский националист, ставший мучеником. Но разве человек, стремящийся к возрождению России, становится генералом РККА? Чужая душа потемки, поэтому и это можно допустить. Но разве затем он воюет до последнего солдата на стороне власти, уничтожившей Россию? Не просто мне было тогда во всем этом разобраться. Я не мог поставить Власова рядом с такими моими давними героями, как Алексеев, Корнилов, Дроздовский, Деникин или Врангель. Но действия НТС во время войны, как только я понял, как сам бы поступил, окажись после Гражданской войны (имя собственное) в эмиграции или в плену во время Второй мировой (имя собственное), перестали мне мешать. Я бы не поступил иначе: при первой же возможности перешел на сторону любой силы при одном только условии: чтобы она сражалась против советской власти, в любом случае основного врага России.

Писать «великая отечественная» моя рука уже давно отказывалась, поскольку эта война перестала для меня еще в Союзе Советских быть великой и тем более отечественной, а стала невероятной бойней, где мы, советские люди, были даже не скотом на бойне, а растрачиваемой энергией, углем на лопате. Как я мог думать иначе, если на каждого убитого немца в этой войне приходилось двенадцать наших. Когда в 1969 году один французский историк выложил мне в московском ресторане «София» статистические данные различных сторон о наших потерях, они оказались настолько невероятными, что я на время потерял не только аппетит, но также голос.

Поэтому я довольно быстро пришел к твердому выводу, что НТС был целиком прав во время войны: основной задачей было избавиться от советской власти, а все остальное было правильно сочтено вторичным. Россию извне все равно никто не мог завоевать — и никогда не пытался, даже монголы, не говоря уже о Наполеоне или Гитлере, хотя наша пропаганда (русская-советская-русская) утверждает, разумеется, обратное, словно никто не читал план «Барбаросса».