(16. Приход Рыбакова на работу в систему НТС. Мягкая диктатура в организации)

Я медленно тянул из пузатого бокала граппу, создавая тем самым странную тишину за столом. Подобная тишина обычно вызывает неловкость, но ЕРО спокойно подождал все десять минут, а затем, решив, вероятно, что я уже хорошенько все обдумал, спросил: «Вас что-то смущает?».

Для меня работа в системе НТС имела большое преимущество: исчезла малейшая причина притворяться, изворачиваться, даже слегка, а это огромное удовольствие. Ведь даже с матерью, любимой и почитаемой, сын не может быть полностью искренним: ему необходимо лгать, пусть с лучшими на земле намерениями, чтобы ее не обидеть, случайно не оскорбить, не задеть. Вежливость есть великая и спасительная ложь, важная часть силы, держащей любое общество во внутреннем своем равновесии. А тут...

Разумеется, меня могли выгнать из системы НТС в два счета, эмигрантские дети не раз пытались это сделать, поскольку в некоторой степени я принадлежал двум мирам, а это давало мне возможность понимать этих людей гораздо лучше, чем советским эмигрантам. Повод для увольнения при желании всегда найдется (как в СССР нужная статья), но для меня это не было бы большой потерей: денег в системе НТС получали так мало (об этом я напишу дальше), что такая работа считалась скорее служением, чем трудом. Оставаться в системе НТС человек мог только по идейным соображениям, за исключением жалких людей, не находящих другого места. Хотя такие люди долго не выдерживали, предавали или проворовывались — и их исключали. Так что в случае чего мне было нечего терять; кроме того, мне тогда казалось, что для увольнения нужна серьезная политическая причина или какое-либо преступление с точки зрения организации.

Конечно, я ошибался, просто ЕРО хотел, чтобы я остался. Я яростно критиковал все подряд и требовал проведения внутренних реформ для превращения широкой всеядной организации в узкоустремленную политическую партию... и как раз в силу своей открытой критики нравился ЕРО. Я шевелил болото и вместе с тем не был ни для кого опасен. Кроме того, в начале своей работы в системе НТС я был чист, как слеза ребенка, ничего не скрывал и был вне всех интриг, ведь только осматривался. А открытая критика действий руководства вообще не считалась в НТС проступком, это делали все, просто я перебарщивал, потому что выступал не против отдельных людей, а «генеральной линии», будучи при этом под крылышком ЕРО. Общая причина равнодушия начальства к критике была простой: как ни верти, в НТС существовала пусть самая мягкая на свете, но все же диктатура.

Моя мать, французская коммунистка, уехавшая в 1956 году в СССР строить светлое будущее и к счастью для всей семьи сделавшая это после ХХ съезда, повторяла мне, когда я достаточно подрос, чтобы понять, где я собственно нахожусь:

— Да, мы за железным занавесом, но не думай, пожалуйста, что на Западе занавеса нет. Есть, только там он ватный: в железном, если не разобьешься, можно сделать дыру и выскользнуть. Но ватный! Он тебе больно не сделает, но ты его ничем не пробьешь.

В НТС занавес был ватным и очень мягким — и действительно непробиваемым: воли вольной было как будто даже больше, чем в западноевропейских партийных системах. В НТС можно было открыто говорить и спорить обо всем, ругать кого угодно, но это ровным счетом ничего не меняло. Руководящий круг (РК), парламент НТС, выбирал свой Совет (ЦК), а Совет выбирал РК, а также Исполнительное Бюро (ИБ), высшую исполнительную власть, и еще Суд Совести и Чести (ССиЧ). Так что власть была целиком сосредоточена в руках Совета, прежде всего членов Совета и ИБ одновременно. Чем не Секретариат ЦК КПСС? Такая диктатура Совета была введена, чтобы закрыть КГБ доступ в высшие сферы организации. С этим можно спорить, но я считал, что эта мягкая форма диктатуры в условиях борьбы с коммунизмом себя полностью оправдывает. Многие из нас считали, что в противном случае РК и даже Совет станут через некоторое время наполовину (в лучшем случае) чекистскими... Конечно ЦРУ (и не только оно) по просьбе начальства трижды проверяло каждого работника системы НТС, в том числе в СССР (позже).