(3. Первое открытое выступление в Питере и его последствия)

Ярче всего мне запомнилось мое первое открытое выступление в Петербурге, еще Ленинграде. Мне тогда поручили поехать в Питер и открыто выступить с пропагандой НТС: подобного еще не было. Ростислав Евдокимов-Вогак, потомственный член НТС (его отец долго сидел, как и он, за свои русские идеи), встретил меня и все организовал. Кроме того, Евдокимов был хорошим поэтом, а это в наши времена не меньшая редкость. А еще этот человек первым в СССР поднял русский триколор, а это уже вступление на землю истории. Было решено, что я поеду в Петербург со своим французским паспортом и поселюсь в хорошей гостинице (это тоже было редкостью, обычно на наши командировки много денег не выделяли).

В Пакистане, например, я все годы войны останавливался в Пешаваре в гостинице «Грин», где крысы и тараканы, а не люди были хозяевами. Хотя наш начальник «равноправный» Георгий Брюно жил в огромном мраморном номере лучшей гостиницы Пешавара и нежился в бассейне, куда он меня по приезду пригласил, не говоря уже о великолепной еде и вышколенных слугах... Есть вещи, которые в этом мире никогда не изменятся, прежде всего, начальство. Чем Ленин сразу занялся, когда захватил власть? Вот-вот, организацией продовольственного снабжения для себя и своих родных, друзей и сотрудников. Поэтому хороший номер в гостинице в Питере я принял не без подозрений, даже с тревожным смешком: не откармливают ли?

Официально я, эмигрантский писатель Владимир Рыбаков, должен был рассказать о своем творчестве, а на деле говорил, разумеется, об НТС. После выступления перед полным залом мы устроили пьянку: зал не закрыли, публику не разогнали, никого не задержали, хотя я открыто заявил (в колыбели советской власти), что горжусь быть антикоммунистом и русским националистом. Дали ведь чекисты нам выполнить задание... как тут не выпить. Когда под утро я вернулся в гостиницу «под хорошим градусом», (кажется, «Балтийскую»), чекисты меня уже поджидали: скрутили, поволокли в Большой Дом, допросили и прочая. А потом какой-то полковник сказал мне давно знакомое: Владимир Мечиславович, пора ехать.

Чекисты позвали телевидение, румяная баба объявила советскому народу, что иностранец такой-то за действия, несовместимые... высылается за пределы... Затем меня повели к двум черным «Волгам». Но оказалось, что Евдокимов и другие члены НТС не отставали, караулили и, когда меня повезли в аэропорт, поехали следом, но я их заметил только тогда, когда услышал хохот. Чекисты выпустили меня из рук, я вышел из машины, но пошел не к аэропорту, а обратно в город. Меня остановили: ты куда? Я показал им паспорт, мол, мне сократили визу до сегодняшнего дня, а сутки заканчиваются в 24 часа, до этого я, стало быть, могу гулять. Чекисты рассмеялись, но я уже знал, что могу чудить. Они потребовали, чтобы я немедленно шел в аэропорт и прошел паспортный контроль. Я отказался и продолжал идти к городу.

А в Москве еще до поездки в Питер другой полковник, мастер спорта по самбо в тяжелом весе, сказал мне на допросе:

— Если я тебе, падло, прищемлю яйца дверью, а потом руками вот этими повешу за ноги с окна этого десятого этажа, ты ведь мне сразу все расскажешь. Разве нет?

На что я ответил:

— Конечно, расскажу, я не мученик. Но неужели ты, полковник, думаешь, что к вам посылают людей, посвященных в тайны. Я бывший сержант, потому послали, им во Франкфурте меня не жалко.

В Питере было куда спокойнее. Два чекиста подозвали двух ментов, они сообща взяли меня за руки и ноги, подняли и мягко понесли. Вот тут и раздался хохот. Я оглянулся: вся компания с Евдокимым безудержно хохотала. Так друзьями мы с ним остались до его гибели в Коста-Рике в конце 2011 года. Тогда были уже не тревожные, а веселые горбачевские луны, приведшие Ельцина к Августу 1991 года и Национальной революции, пусть она свершилось совершенно не так, как я предполагал.