Глава II. КРУЖКИ И СОЮЗЫ МОЛОДЕЖИ

Младшее поколение белых воинов остро переживало понесенное поражение. Молодые офицеры, прошедшие через горнило братоубийственной гражданской войны, и те юнкера, что были произведены в офицеры уже за рубежом в лагерях Галлиполи и Лемноса и в казармах Болгарии и Сербии, тосковали по покинутой любимой родине и мучились вопросом: как могло случиться, что мы проиграли? Такие же вопросы возникали и у подраставшей молодежи, кадет трех русских кадетских корпусов в Сербии, гимназистов и гимназисток русских зарубежных гимназий в Болгарии, Чехословакии, Сербии и у девушек, воспитанниц трех женских институтов в Сербии.

Жизнь на чужбине, даже в братских славянских странах, не удовлетворяла сердца молодых изгнанников. Родина властно звала к себе. Знала молодежь, что без России нет настоящей, полноценной, полнокровной жизни.

Поначалу то были смутные мысли и чувства. Но постепенно эти мысли и чувства стали приобретать более четкие очертания. Они оказались сродни высказываниям русского студенчества, изложенным в пражской декларации. Мало-помалу начал изживаться психоз поражения. Появилось и у молодых военных еще не до конца осознанное стремление к собственной деятельности. Сперва то были кружки культурной самодеятельности в рамках воинских частей и объединений, составлявших расквартированную на Балканах Русскую армию генерала Врангеля.

1 сентября 1924 года генерал Врангель преобразовал Русскую армию в Русский Обще-Воинский Союз. Случайно или не случайно, но именно 1924 год был годом зарождения кружков русской молодежи на шахтах Перника, в Софии, в Шумене, где, как и в Софии, была русская гимназия, и в других городах Болгарии. Стихийно возникали кружки молодежи и в других странах — в Югославии. Чехословакии, Франции и на Дальнем Востоке. Поначалу между отдельными кружками связи не было, ибо их зарождение происходило в разных странах русского рассеяния. Но психологически и идейно они были однозвучны: непримиримы к воцарившемуся в России большевизму, национальны и патриотичны по чувствам.

Отечество звало к действию, нужно было что-то делать, недостаточно было хранить в себе верность ему, нужно за него и бороться. Но это уже вопрос политический. И воспитанные в духе положения «армия вне политики», в 1924 году они еще не думали о политической организации и деятельности. В их среде поддерживалась строгая воинская дисциплина. Да и не мыслилась тогда какая-то деятельность без ведома авторитетов, какими для них были генералы Врангель, Кутепов, Абрамов и другие военачальники, водившие их в бой. От них ждали слова и приказа. Но, кроме сохранения кадров на случай новой схватки с красными, начальство ничего не предлагало. Жили фантастикой «весенних походов», но с каждым годом все призрачнее становились такие бесплодные мечты.