2.6. О хозяйственной демократии

Начало демократии в хозяйстве Вышеславцев противопоставляет технократическому началу, власти бюрократии и техники, в которой он видит имманентное зло индустриализма, источник тоталитарных тенденций.

«Технократическая тенденция, — пишет он, — несомненно присутствующая в современном индустриализме, должна уступить место демократической тенденции, тоже несомненно присутствующей в нем. Кризис индустриализма состоит в столкновении этих двух тенденций. Внутри индустриализма происходит борьба свободного самоопределения с властным подчинением, борьба автономии с гетерономией. Если победит технократическая тенденция, мы получим тоталитарно-управляемое хозяйство в тоталитарном государстве; если победит демократическая тенденция, мы получим новую форму свободного самоопределения, новую невиданную форму культуры. В современном индустриализме всякое индустриальное предприятие (одинаково частноправовое или национализированное, — „капиталистическое“ или „социалистическое“) необходимо построено строго иерархически на принципе властвования и подчинения. Но из этого вовсе не следует, что задача хозяйственной демократии тем самым устранена и объявлена невозможной. Наоборот, она впервые поставлена. Если человек преодолел принцип абсолютного властвования и подчинения в сфере политической, в сфере права и государства, то почему он должен склониться перед этим принципом в сфере хозяйственной? Почему он должен покорно принять абсолютную власть хозяина, директора, мастера, министра? Почему это гораздо более близкое и ежедневное властвование должно оставаться для него непроницаемым, неконтролируемым? Но еще более, нежели личная власть, страшна безличная власть машины, точнее механизма всего индустриального аппарата с его неумолимым требованием массового труда от „трудящихся масс“. Никто не спрашивает человека, хочет ли он жертвовать своей личной жизнью для создания этого безличного чудовища, хочет ли он отдавать свой труд для бесконечно возрастающей мощи этого Левиафана? Индустриальный аппарат действует автоматически, никого не спрашивая, и требует автоматического подчинения. И этот автоматизм массового труда всего более угнетает человека: человек больше не принадлежит самому себе. Взглянем на жизнь мировых городов, на эти людские потоки, утром вливающиеся в подземные каналы метро, на их озабоченные лица, на вечную спешку... Днем они будут спешить в душных мастерских, выполняя работу сериями, обслуживая грандиозные машины и слушая их непрестанный стук; или сами будут стучать на машинках — пишущих, швейных, счетных... будут продавать и завертывать чужие вещи, переписывать непонятные и никому не интересные бумаги. Затем будут спешить занять место в ресторанах и столовых, снова спешить на работу, и снова вечером, обратным потоком вливаться в метро и брать с бою автобусы с лицами усталыми, индифферентными, потерявшими всякую душевность и духовность. И это вовсе не только судьба „пролетариата“, но совершенно также судьба „буржуазии“ в точном смысле этого слова, т. е. судьба горожан вообще. Мастера, техники, инженеры, заведующие отделами, чиновники, повинующиеся тому же ритму, точно так же вечно спешат и настолько исчерпываются душевно и духовно, что уже не в силах ничего воспринять в последние часы досуга, кроме радио, джаза и уголовного фильма».

Таков результат индустриализации и технизации современной жизни. Индустриальная техника, конечно, дала людям много и даже очень много. Она сделала их много богаче, она избавила их от многих болезней, она открыла человеку возможность жить дольше, но зачем? Вышеславцев даже не ставит этого вопроса. Он, между прочим, автор замечательной статьи о понятии «сердца» в христианской и индийской мистике, того самого сердца, которое ныне, за исключением разве поэтов и подобных им чудаков, стало для современного человека лишь понятием органа, который скоро научимся пересаживать. Но он говорит совершенно определенно, что видит именно в этом «имманентное зло индустриализма», ведущее к абсолютной власти при помощи абсолютного захвата индустриального аппарата.

«Это стремление, — пишет он, — существует везде, даже в демократических странах, существует во Франции, в Италии, даже Америке: стремление захватить всю власть и все богатства страны. Частному капитализму это не удается никогда. Полным и завершенным выражением этого стремления является авторитарный социализм».

«Свобода, автономия, творческая инициатива, имеет тенденцию расширяться, охватывать всю сферу, всю полноту жизни. „Я сам“ хочу выбирать и создавать свою судьбу, таково неискоренимое влечение личности, как индивидуальной, так и народной. Но и противоположная тенденция власти, подчинения, покорения — тоже имеет свойство захватывать все новые области, стремясь стать тоталитарной...»