(2. «Фракция Тензорова» в Менхегофе)

* * *

В первых послевоенных документах НТС часто упоминались «новые ценные кадры», влившиеся в Союз во время войны. Конечно, были и действительно ценные новые члены, но были и люди весьма сомнительные, выходцы из партийно-комсомольского и советского актива, воспитанные и выпестованные Сталиным. Последние были вознесены Байдалаковым на важные посты в Союзе не в силу их союзной идейности, а по причине их политической вышколенности. Байдалаков, в противоположность М. А. Георгиевскому, в людях разбирался плохо и в конечном счете был жестоко наказан.

В Менхегофе возникла некая «фракция», приступившая к дискредитации Байдалакова как лидера. Дело облегчалось тем. что Байдалаков не был ни идеологом-теоретиком, ни оратором, ни настоящим журналистом. К тому же и советскую жизнь он знал недостаточно хорошо и подчас совершал ошибки, не шедшие к лицу лидера.

На передней линии высилась фигура Тензорова, ставшего в лагере Ветлугиным. Рядом с ним, но в более скромной позе — Е. Р. Островский, А. Н. Артемов, А. С. Парфенов, И. С. Башкиров, Е. И. Гаранин.

Присмотревшись внимательно к этой «фракции», я обнаружил и ее субординацию: во главе и наравне были Ветлугин и Островский, за ними Артемов и Парфенов. У последнего явно замечалось преклонение перед Ветлугиным и Островским, он чаще всего и выступал рупором главарей «фракции». В советском происхождении этой субординации сомнений не было.

В работе издательства мне приходилось видеться с Островским ежедневно. У нас установились деловые отношения, и одно, впрочем короткое, время я питал к нему доверие, да и беседовали мы не раз на разные темы, и его враждебность к советскому строю, казалось, была вне сомнений.

Но он же оказался и тем первым человеком, указавшим мне на ошибки Байдалакова в одном из его «Иван Ивановичей», доказывавшие недостаточное знание советской жизни. Кроме того, он довольно мягко отметил вялость Байдалакова в управлении Союзом, с чем нельзя было не согласиться. Надо сказать, что в то время я продолжал оставаться сторонником активной деятельности Союза и стремился к скорейшему возобновлению газеты «За Россию», к чему Байдалаков явно не был готов. А Островский требовал от Союза «революционности» и использовал мои боевые настроения, предложив написать для внутреннего использования в Союзе статью об этой самой «революционности», своим острием обращенную против нерешительности Байдалакова.

Эта статья, естественно, вызвала неудовольствие Виктора Михайловича. Он пригласил меня к себе и взволнованно упрекал меня в соучастии с теми, кто стремится переделать Союз на свой лад. Я ответил, что у меня есть своя голова, и не о переделке Союза на «их лад», о чем я тогда не знал, идет речь, а о чисто практических задачах текущего момента.

Едва я успел выйти из комнаты Байдалакова, как меня перехватил Околович и пригласил к себе. Наш разговор был более длинным и откровенным. Околович сказал мне, что люди из этих самых «ценных новых кадров» стремятся свалить Байдалакова с поста председателя Союза и поставить своего из «новых». Но если дело дойдет до выборов, то все равно Байдалакова заменить некем. Я ответил, что к свержению Байдалакова я отнюдь не стремлюсь, и, что касается меня, то я против его ошибок, дающих этой «фракции» повод вести против него кампанию. И, по-моему, Виктору Михайловичу следует проявлять себя более властно, а не перераспределять свои функции в соответствии с частым его выражением: «Что же, вас за ручку водить?» Увы, у Байдалакова как раз вкуса к настоящему авторитетному водительству не было.