(28. Программа НТС. «Проверки на вшивость» Рыбакова)

В «Русской Мысли» я был единственным русским националистом (главный редактор княгиня Зинаида Алексеевна Шаховская явно любила старую Россию не меньше моего, просто более рассеянно), и вполне естественно, что мои взгляды, проявлявшиеся в моих статьях, рано или поздно должны были вызвать интерес на Бломе или в НТС во Франкфурте. Это и произошло: меня стали приглашать на Бломе, а затем «Посев» издал мой первый роман «Тяжесть». Меня, благодарного писателя, несколько лет обрабатывали как местные, так и франкфуртские члены НТС, но я неизменно отвечал, что пока в НТС будет в силе его социалистическая программа, стать членом организации не могу.

Я тогда не понимал, пока мне позже доходчиво не объяснили, что открытая просоциалистическая и одновременно четко антимарксистская программа создана для переходного периода от СССР к России: страну нужно будет без шоковой терапии переводить на другие экономические рельсы. А другие программы, куда более либеральные, начнут действовать только через несколько лет после победы над советской властью, когда в возрожденной России окончательно стабилизируется новый строй. ЕРО и многие в НТС искренно восхищались деятельностью канцлера Аденауэра и его правительства, в особенности Эрхардом и Шеффером. ЕРО присутствовал при «немецком чуде», но вместе с тем понимал, как и я, что в Германии частную собственность и рынок Гитлер не уничтожил, только прижал хорошенько, кроме того, он правил всего двенадцать лет, из которых шесть воевал, поэтому не успел превратить Германию в сугубо  социалистическую державу. ЕРО часто говорил и с ним почти все соглашалаись, что будущую Россию ожидает более трудный путь, чем послевоенную Германию, имевшую США в качестве весьма заинтересованного союзника.

Между тем в НТС меня как будто «проверяли на вшивость», время от времени поручали какое-либо дело в какой-нибудь стране на любом континенте, иногда просили написать статью на определенную тему. Я никогда не отказывался. Постепенно поручения становились все серьезнее. Только в конце 70-х — начале 80-х годов я ездил, продолжая работать в «Русской Мысли», по поручению НТС в Анголу, Польшу, позже в Пакистан и Афганистан и в другие страны... Наконец в Париж по своим делам (не помню когда точно, возможно в 1983 году) из Франкфурта-на-Майне прибыло высшее начальство НТС во главе с ЕРО. Тогда я с ним и познакомился — и тут же на улице Бломе мы затеяли спор до поздней ночи. В отличие от всех предыдущих спорщиков ЕРО спокойно критиковал НТС или самого себя, однако выдвигал довод за доводом в свою пользу, как фигуры на доске. Последний его довод был следующим:

— Изменения в НТС, его превращение в партию, а также работу над новой программой можно осуществить не извне, а только изнутри, иначе вас никто и слушать не будет, предложения рассматривать, тем более за них голосовать.

Я принял логику его доводов, попутно ощутив на себе действие его харизмы, — и согласился вступить в НТС. Вероятнее всего, подсознательно я сам к этому уже давно стремился, но мешала логика. Она меня не подвела. После моего вступления в НТС ничего не изменилось; получив объяснения относительно временной левой программы, я переключился на то, что считал теперь основным, — пытался убедить всех, что единственная возможность победить в будущем, это создать из размытой организации полноценную политическую партию, сосредоточенную на достижении узкой, но великой цели: прихода к власти.