Глава IX. ПРОЩАЙ, ФАЛЬКЕНЗЕЕ!

Итак, 1 сентября 1939 года стало первым днем Второй мировой войны. В этот памятный для мировой истории день, часов в восемь утра, в дверь веранды постучался неизвестный. Прося прощения за столь ранний визит, он вручил нам продовольственные карточки для иностранцев на сентябрь. Нас поразили такая организованность и предусмотрительность немецких властей. Вручение нам карточек в первый же день войны навело нас на мысль: значит, считались с неизбежностью войны именно в сентябре и заблаговременно отпечатали многие миллионы карточек, довольно основательно подрезывавших аппетиты жителей Германии. И, странное дело: разглядывая положенные по карточкам рационы, я неожиданно почувствовал прилив аппетита! Хотя настоящего голода я не ощущал, все же прилив аппетита выявил невольную психологическую реакцию, запомнившуюся на всю жизнь.

За утренним завтраком мы стали гадать: что день грядущий нам готовит? Нападение немцев на Польшу порвало связи с Польским отделом Союза, а заключение сталинско-гитлеровского пакта вообще поставило под сомнение возможность нашей дальнейшей пропагандной деятельности против сталинской власти. Сговор Сталина с Гитлером был ударом и для наших «бледнолицых».

Я до сих пор не знаю точно всех обстоятельств, приведших к прекращению нашей деятельности на Бетховеналлее. Но не сомневаюсь в том, что каким-то образом и от кого-то НКВД знал о существовании нашей «Льдины». Хотя в НТСНП и хорошо умели хранить тайны, все же я не стану утверждать, что сведения о нашей работе в Фалькензее дошли до НКВД с какой-то другой стороны. Вполне возможно, что кто-то и где-то неосторожно сболтнул. Возможно и другое: сами советские агенты в эмиграции сумели проследить за нами. Наконец, и третье: сами гитлеровцы, в угоду советам, сказали им о существовании тоже им неугодной «Льдине». И мы стали чем-то вроде мелкой разменной монеты.

Немцы потребовали от «бледнолицых» прекращения нашей деятельности. Больше того: судя по намекам «бледнолицых», они были готовы выдать нас советам на суд и расправу. Но «бледнолицые» решительно встали на нашу сторону и защитили от каких бы то ни было неприятностей, тем более трагических. Они решили прекратить нашу работу в Фалькензее. Кроме того, мы должны были покинуть пределы Германии.

С. А. Субботин срочно сообщил в Белград о случившемся и просил Исполнительное Бюро выхлопотать нам визы на въезд в Югославию.

В первые же дни сентября «бледнолицые» потребовали от нас заняться ликвидацией дел. С наступлением темноты мы вооружались лопатами и в вырытые ямы сбрасывали груды советских газет и журналов, скопившихся в подвале нашей виллы. Покрыв груды толстым слоем земли, мы старательно выравнивали поверхность так, чтобы не было и тени подозрения о только что состоявшихся «похоронах». По утрам мы проверяли, насколько удачно заметали следы. На «похороны» газет ушло три темных вечера, слава Богу, в эти ночи не было лунного света. Когда земляные работы были закончены, мы облегченно вздохнули и только тогда сообразили: значит, наши «бледнолицые» боялись обыска на вилле!

Кассу со шрифтами и «американку» мы подготовили к вывозу, закопали также и небольшие остатки неиспользованной для печати бумаги. И стали ждать у моря погоды. Редкие поездки в Берлин были связаны преимущественно с хлопотами о визах в югославском консульстве.

От нечего делать слушали радио. Оно доносило нам вести из разных стран. Поражались успехам «блицкрига» в Польше, горячо сочувствовали варшавянам, героически отстаивавшим свою изуродованную немецкими бомбами столицу. А 17 сентября узнали о начавшемся «освобождении» Западной Белоруссии и Западной Украины войсками красной армии. И сразу же забеспокоились о судьбе членов Союза, занятых переброской нашей литературы в СССР. Словом, то были невеселые дни, без каких-либо радужных перспектив.

Слушая по-французски, парижское и люксембургское радио, я узнавал многое из того, что не печаталось в «Фёлькишер Беобахтер» и не вещалось берлинским радио. Но в одном все они сходились — на Западном фронте настоящих боевых действий не было, там была «странная война», «дроль де герр», как называли ее сами французы. Западные союзники никакой помощи Польше не оказали, предав ее немцам на растерзание.