(19–24. Вечерний пар болот и недожизнь людей...)

Вся книга в формате PDF (19,2 MB)

19

Вечерний пар болот и недожизнь людей,
Зияющие бездны моего народа.
В любом из нас есть свой собор и мавзолей,
Где век смешал святыню с ликами урода.

И хоры по ночам отверженных теней
Из глубины взывают к небу скорбной одой
С мольбой о выходе из лабиринта дней
На волю вечности и с болью о невзгодах.

И с личным общее, и с горним тьма низин
Слиянны нераздельно, ибо мир един.
Безумна рознь души с речами и делами.

Лишится ль муж, жена ль страстей как гражданин
Не сможет полюбить ни женщин, ни мужчин:
Отступники всегда себя карали сами. [315]

20

Как вспыхнет вновь трусливая отвага,
Когда отпора не почует тать,
Так обнаглеет утро в пестрых флагах,
Веля полночной памяти молчать.

Вывешивает суета аншлаги.
В театре жизни принято давать
В дневное время многоликий шлягер:
«Сатирикон» плюс горьковская «Мать»

Дела, политика, любовь как форма
Самозащиты меж порывов шторма
В смешной и страшной будничной игре.

Морские свинки лезут так за кормом...
Но духу эти мелочные нормы —
Азийское распятье на заре.

21

Отступники всегда себя карали сами.
Есть в каждодневности овечий приговор
Для тех, кто променял восторг неясных гор
На вескость трезвых почв под крепкими ногами.

Разыгрывать степенность в балаганной драме
Себя мы обрекли — актерка и актер!
Но ведь когда-то нас манил к себе простор,
Где дышится вольней, прямее и упрямей! [316]

А ныне в сырости сценических затей
Мы ловим отблески заоблачных вестей —
Окаменевшие от холода сполохи.

Мертвеет грудь и град... И мерзнем до костей.
А чтобы в старости не стали вовсе плохи,
Горит костер вражды, безумий и страстей.

22

Азийское распятье на заре
Теперь, пожалуй, нагоняет скуку.
Смерть на колу, на дыбе, на костре —
И сложная, и дорогая штука.

Не проще ли налетчиков в каре
Построить перед дверью по науке,
Чтобы, как зверя обложив в норе,
Под утро увезти тебя без звука?

А там хоть плачь, что ты не демократ,
Что блюл закон, что был почти что свят,
Подписывай проклятую бумагу —

Узнаешь, что обиднее стократ,
Когда ты вовсе не был виноват:
Расплатой — казнь. Святому, как и магу. [317]

23

Горит костер вражды, безумий и страстей
В стране моей, свиреп. Так на снегу солярка,
От чужеродности шипя, пылает жарко,
Сзывая копотью непрошеных гостей.

Но звездный край кует законы для детей
Железной строгости, и краше нет подарка,
Чем знать: тебе дана, как волку-переярку,
Свобода в поисках и друга, и путей.

Как, впрочем, и подруги... Если же флажками
Тебя обложат вдруг, то пусть придет на память
Тройной завет: «Не верь, не бойся, не проси».

Ведь суд вершить огнем кровавым, словно знамя,
Над волей повелось издревле на Руси.
А мы, как спичками, бросаемся сердцами...

24

Расплатой — казнь. Святому, как и магу.
Нам оттого любезны вечера,
Чтобы себя до самого нутра
Разглядывать очищенно и наго.

Затворники, поэты и бродяги!
Сегодня или завтра — как вчера.
А горько просветленного утра
Мы все еще не увидали стяги. [318]

И ждем того, чего как будто нет:
Трубы архангела, огня комет
И боя с сатанинскою ватагой.

А пьем измены, скуку и балет —
Прокисшее вино на дне баклаги:
Яд смерти очевидней яви блага.