(3. Александр Чекалов)

* * *

Мое согласие стать членом КОНР вызвало неожиданные мною последствия, остро врезавшиеся в память.

В одном из домов западного Берлина, не помню названия улицы, проживала чета Алексеевых, членов Союза из Парижского отделения. Я изредка бывал у них, люди они были общительные, подчас рассказывали кое-что интересное, особенно жена Сергея Сергеевича Алла Феликсовна. Так вот, после моего согласия она мне сказала, что со мною хотел бы встретиться один человек, мною интересующийся.

— А кто он? — спросил я.

— Это майор Александр Степанович Чекалов. До войны он служил в пограничной охране, а теперь примкнул к Власову.

— Ну, знаете, меня он не интересует. О чем мне говорить с чекистом, да еще в майорском чине! Если Вы находите знакомство с ним интересным, это Ваше дело, но меня от этого, пожалуйста, избавьте.

Прошло несколько дней, по какому-то делу я должен был зайти к Алексеевым. Как всегда, Алла Феликсовна была приветлива, но, вопреки моему нежеланию встречаться с Чекаловым, неожиданно для меня сказала:

— А сейчас придет Александр Степанович, не сердитесь, он очень хочет Вас видеть.

И, действительно, не прошло и двух минут, как в комнату вошел человек чуть выше среднего роста, хорошего телосложения, с приятной улыбкой на лице. Было очевидно, что свидание было подстроено Аллой.

Представившись, он выразил свое удовлетворение встречей и знакомством. Я насторожился и предоставил ему инициативу разговора. Впрочем, разговор и в самом деле оказался интересным.

— Как помощник начальника Отдела Безопасности РОА, я должен побеседовать с Вами, кое-что спросить у Вас, ведь вы — член КОНР.

— Да, я член КОНР, но при чем здесь Вы и Ваши вопросы? Он продолжал настаивать и повел разговор в стиле типичного допроса, выработанного чекистской практикой.

— Знаете, — сказал я, — Вы разговариваете со мною так, словно я арестованный.

— Ах, простите, ну, это вышло так, знаете, привычка...

— Так вот, прекратим разговор на тему о моей личности. Меня знают генералы РОА, члены Президиума КОНР, и ваш допрос совершенно неуместен, даже если Вас послало Ваше непосредственное начальство, с которым я, кстати, и не знаком.

Чекалов несколько смутился, разговор дальше не клеился, но неожиданно для меня мой собеседник заговорил о своей прошлой службе на границе.

— Конечно, границу мы держали под тщательным надзором. Все у нас было хорошо продумано и устроено. Иной раз сидишь, и вдруг приходят и доносят: а завтра границу будут переходить диверсанты. Знаете, ведь жалко было молодых людей. Ловили мы их запросто. Ну, подумайте, это против такой силы!

Когда он произнес последние слова, с силой же подчеркнутые, у меня по спине пробежали мурашки. Ведь говорил-то Чекалов именно о членах НТСНП, моих единомышленниках, попадавших в ловушку НКВД! Страшно стало за них, скольких они поймали при переходе границы. Вставал во весь рост и вопрос об источниках осведомленности НКВД: были ли то какие-то поляки, или русские, или притаившиеся около центра НТСНП шпионы?

Похваставшись чекистскими силой и умением, Чекалов, однако, предпочел не входить в подробности пограничной охоты за членами Союза. Я не спрашивал, ибо и так было достаточно ясно о знаменитой «границе на замке». И об осведомителях, и о неизвестных предателях.