3. Нравственная ценность личности

Против «сквозной персонализации» всего мироздания, — будь то в скорее натурфилософской и позитивистической редакции Штерна, будь то в более гибкой и включающей в себя даже богословские элементы редакции Лосского, — можно выдвинуть ряд возражений, причем как раз с персоналистических позиций.

Первое: в интересах систематики и тектоники как Штерн, так, в конечном счете, и Лосский, чрезмерно схематизируют реальность и, главное, своим некритическим расширением понятия личности выходят за рамки конкретных данных самосознания. В своей этике («Условия абсолютного добра», 1949) Лосский не пользуется поэтому понятием субстанциального деятеля; он и сам понимает, что если человеческая личность есть лишь один из видов субстанциальных деятелей (хотя бы и высший из нам известных), лишь часть Космоса в его целом, то она не может обладать той свободой воли, о которой свидетельствует нам самосознание. Если личность способна образовывать понятие мира как целого, то, значит, она сама не есть только часть мира. Главное же — только человеческая личность способна к нравственным оценкам и нравственным актам. Именно в нравственной вменяемости заключается решающий признак «человечности», «личностности». Нравственная вменяемость и есть то, что делает человека человеком. Если даже общество и объемлет личность, то все же нельзя без натяжек говорить об обществе как о существе, способном считаться с нравственным порядком, обладать нравственным сознанием.

Иначе говоря, решающим определением человеческой личности должны быть определения не столько онтологические, сколько аксиологические, этические и эстетические. Человеческая личность может и должна быть понята не столько из бытия, сколько из мира ценностей. И здесь нельзя обойти современную аксиологию, философское учение о ценностях, основы которого были заложены Максом Шелером и развиты Николаем Гартманом, с одной стороны, и Николаем Бердяевым — с другой.