(20. Обвинения в адрес Романова)

Насколько я знаю, из всех членов НТС никто не заработал со стороны КГБ столько обвинений, как ЕРО. Несомненно, чекисты его особенно обрабатывали. Даже Светоний, огульно, действительно бессовестно, обвинявший всех без исключения римских императоров в совершении ими всевозможных преступлений, выглядит милым человеком по сравнению с чекистскими авторами, рисующими портреты ЕРО в течение десятилетий. По их мнению, он был эсэсовцем (карателем), гестаповцем (палачом), выдавал и лично убивал евреев (военным преступником), английским, а затем американским наймитом (продажный), разумеется, гебистским генералом (слухи), убийцей, вором, педерастом, насильником детей до войны и после, обладателем гарема, где он истязал женщин, пьяницей, наркоманом, садистом, мазохистом...

Я не следил, разумеется, за его личной жизнью, но бросалось в глаза, что он самый обыкновенный мужик: любит баб, выпить, закусить, побеседовать. К тому же женщины его любили; сколько у него было любовниц, я не спрашивал, но были — и не одна или две, с некоторыми его бывшими я был знаком, и многие из них сохранили к нему самые нежные чувства. Я также слышал о его незаконнорожденных детях, точно знаю о двух. Во дворе издательства «Посев» росла вишня, и старушки (в мое время) каждый год сообща варили для ЕРО его любимое варенье и подносили ему красивые банки в день рождения. Последняя любовница ЕРО была моложе его лет на тридцать и хотела жить с ним, пусть только ухаживать за ним, но он, чувствуя груз возраста (как он мне сказал) и давно привыкший жить один с тех далеких лет, когда умерла мать, сделал все возможное, чтобы как можно мягче отказаться от этой привилегии, хотя очень хорошо относился к этой женщине.

Его обвиняли во всех грехах и некоторые члены НТС, вышедшие из наших концлагерей и подписывавшие чекистские гранки: в этих людей я не брошу камень. Его поливали грязью и обиженные им члены НТС на свободе и за бугром, в том числе бывшие вожди, причем они часто повторяли чекистские наветы вполне добровольно и даже восторженно (Прянишников, например). Они всегда вызывали во мне отвращение, хотя я понимаю, конечно, желание проигравших ударить победителя побольнее. Но нужно признать, ЕРО умел обижать людей, унижать, использовать, а затем бросать «в корзину», но разве можно найти хотя бы одного политического деятеля, не имеющего скелетов в своем шкафу? Как только речь заходила о политике и власти, ЕРО преображался, становился жестким, но всегда соблюдал определенные правила: он никого не оскорблял и крови своих противников никогда не желал, только мирного устранения. В этом ЕРО не отличался от громадного большинства западных политических деятелей.

Обвинений всякого рода в его адрес было так много и они так противоречили друг другу, что ЕРО порой, смеясь, поздравляли с очередным поклепом. Мне было даже интересно найти причину такой лавины злобы — и, в конце концов, я нашел только один ответ: он слишком долго так или иначе в НТС был у власти. Чекистов это раздражало: тут особенно не поиграешь со сценариями. Они с удовольствием заменили бы его на менее умного, хитрого, сильного, подозрительного, неподкупного. Некоторые бывшие старые товарищи ЕРО по НТС считали, что он не обладал, необходимыми качествами для правления, особенно соперники из первой эмиграции, создавшие НТС. Зевса они в нем не видели, это самое меньшее, что можно сказать. Действительно, внушать ужас, переходящий в обожание, как этого легко достиг «чудесный грузин» неограниченным террором, ЕРО не мог. Кроме того, он не был мыслителем, ни оратором, ни настоящим журналистом, для него написать статью было мукой. Но даже хозяйственником и финансистом его было трудно назвать. ЕРО был всем понемногу. Возможно, в этом как раз и была его сила. Владельца предприятия, даже поверхностно знающего все процессы, от финансовых и социальных до последнего производственного, на мякине не проведешь.