Глава VIII. УДАР ПО СОЮЗУ

Наступивший 1944 год не сулил Гитлеру и его генералам ничего хорошего. Хотя Германия и обладала еще немалой силой для ведения войны, тем не менее было ясно, что поражение не за горами. На 3ападе немцы готовились к отражению десанта американцев и англичан, на Востоке красная армия гнала немцев обратно «нах Фатерланд».

Члены Союза на Востоке оказались в затруднительном положении. Нужно было усиливать антинемецкие ноты в пропаганде и одновременно твердить о необходимиости свержения советской власти. Конечно, деятельность членов Союза попадала в поле зрения Гестапо, тем более, что и в его среду проникли на занятых территориях агенты НКВД, НТС никак не жаловавшие. Еще в 1942 году К. Д. Beргун отдавал себе отчет в опасной игре Союза, а теперь положение становилось особенно опасным. И случилось то, что давно предполагалось — удар Гестапо по Союзу.

Летом 1944 года на еще занимаемых немцами русских землях Гестапо приступило к массовым арестам членов Союза. Сотни членов, главным образом из недавно вступивших в Союз подсоветских людей, были арестованы и брошены в тюрьмы в Минске, Орше, Полоцке, Борисове, Барановичах, Слониме и других городах. Аресты распространились на польское «Генерал-губернаторство» и вскоре докатились до Берлина.

Рано утром 24 июня в квартире Геккеров раздался звонок. Геккер отворил дверь людям, сказавшим, что они из криминальной полиции. В действительности то были агенты Гестапо с ордером на обыск и арест Геккера и Байдалакова. Разрешив им побриться и одеться, гестаписты отвезли их в подвал сгоревшей богадельни, ранее принадлежавшей разрушенной синагоге на Гроссгамбургерштрассе № 26. Подвал богадельни был превращен в арестный дом, тут у арестованных сняли отпечатки пальцев и затем отвели в камеру, где уже находились десятки арестованных в Берлине членов НТС. Трудно сейчас вспомнить имена всех арестованных, их было немало.

Начались допросы. Среди следователей были не только немцы, русским языком не владевшие, но и их русские помощники, допрашивавшие с особым чекистским пристрастием. Один из них, некий Вадим Вячеславович Майковский, бывший при немцах в Киеве начальником криминальной полиции. Видимо, в Киеве он остался не случайно и работал у немцев «по специальности». Впрочем, кончил он плохо: в конце войны он был убит немцами.

* * *

В дни, когда Гестапо охотилось за членами Союза в Берлине, я находился в Бад-Киссингене. Лечивший меня профессор Гуленко устроил мне поездку в санаторий этого прославленного водолечебного курорта. У меня была хорошая комната и отличный диетный стол. Местный врач, в соответствии с указаниями профессора Гуленко, прописал мне воды источников и горячие водолечебные ванны, после которых опытный массажист долго и усердно меня массировал. В свободное время я гулял, не раз добирался до русской православной церкви, выстроенной задолго до Первой мировой войны для состоятельных русских людей, приезжавших сюда лечиться. Бад-Киссинген показался мне райским уголком по сравнению с Берлином, где почти ежедневно раздавался вой сирен, предупреждавших об очередных налетах союзной авиации. За табльдотом собиралась приличная и в среднем симпатичная немецкая публика. О войне старались не говорить, но и вообще вели себя сдержанно. Тем не менее чувствовалось, что эти люди не принадлежали к среде, симпатизировавшей фюреру.

Покой моих первых дней в Бад-Киссингене был нарушен известиями об арестах членов НТС. Уезжая из Берлина, я дал адрес моему приятелю, члену Парижского отделения Степану Яковлевичу Шабрацкому. Этот милый и добрейшей души человек, ласково прозванный нашими парижанами дядя Степа, в осторожных выражениях сообщил об ударе по Союзу. Из его письма все же было ясно, что далеко не все члены Союза в Берлине попали за решетку. За себя я не беспокоился: у меня был манчьжурский паспорт, к тому же из-за болезни я не мог особенно «мозолить глаза» людям из Гестапо. Но было боязно за арестованных и за все наше дело «третьей силы». Было ясно, что сложилось опасное положение, угрожавшее жизни членов Союза.

* * *

Вернувшись в Берлин окрепшим и посвежевшим, я на месте узнал кое-какие подробности свалившихся на Союз репрессий. Какими соображениями руководствовалось Гестапо, приступая к арестам членов Союза, понять не совсем легко. Так, в первые дни не был арестован В. Д. Поремский. Но он, вместо того, чтобы возглавить еще не арестованных членов, два дня бегал по разным учреждениям в Берлине, что-то объясняя и требуя освобождения арестованных. При этом заявлял, что если не выпустите арестованных, «то арестуйте и меня». Конечно, гестаписты сразу же решили, что следует посадить за решетку и добровольно отдающегося Поремского, как занимавшего видное положение в руководящем слое Союза.

Меня удивила эта горделивая и самонадеянная поза Поремского. Но, увы, некая заносчивость и необоснованная вера в собственную неотразимость были чертами характера Поремского. Одно дело было любоваться эффектом своих речей на собраниях в Париже и совсем другое — самому явиться к властям и Гестапо. На третий день он очутился среди арестованных в подвале на Гроссгамбургерштрассе, удивив их этим глупым «подвигом».