(11. Семь бед — один ответ. Год семьдесят седьмой...)

Вся книга в формате PDF (19,2 MB)

* * *

Семь бед — один ответ. Год семьдесят седьмой
Змеей вчера приполз в священный сумрак мой.
Ответь, премудрый гад! пожара иль позора —
Какого бреда знак твоих чешуй узоры?
Качнулась голова, и смотрят с алтаря
Глаза недвижные, безумием горя.
И нет таких письмен, и звуков нет таких,
Чтоб сон изобличить, скрывающийся в них.
Так прочь, лукавый змий! Ты не пророк, а тать.
Ползи к язычникам! Мне некогда дремать.

2.01.1977 [171]

* * *

Беседовать с тобою по ночам
Все то же, что вернуться через годы
Туда, где звездным вторили хорам
Неумолимые земные воды,

Туда, где, недоступна и темна,
Пророчествует сонная волна,
Туда, туда, где будут наши тени
Еще не раз садиться на ступени...

4.01.1977

* * *

Вороний грай, прозрачные березы,
А на душе тревожно и светло.
Это изморозь зимней прозы,
Это снегом пути замело.

Из Царского Села до полустанка
Дойду, чтоб возвратиться в город свой,
Чтобы вечер глядел на Фонтанку,
Гул столетия плыл над Невой,

Чтоб пламенели призрачные ростры —
Два канделябра на пиру тенен,
Чтоб звенел так пронзительно остро
Чаек хор под орган площадей.

6.01.1977 [172]

* * *

Оному времени хвалы не спою,
Но и прошлому я не раб.
Да, надо везти телегу свою,
Но самоценен ли скарб?

Если и есть в нем, ради чего
Мулом в строку впрягусь,
Это тягло зодчества, жизнь, твоего
Послезавтрашним храмам груз.

11.01.1977

* * *

Я почти разучился писать
Так спокойно и ясно, как прежде:
Слышу смутные голоса
Зарниц в кровавых одеждах,
Трехпудовые вижу звезды —
Грехов своих тяжкий блеск,
И пью пригоршнями воздух
Безмолвный, как зимний лес.

15.01.1977

* * *

Бессильный раб! как смел ты возроптать
На мир, что дан тебе во исцеленье?
Как тяжек груз твоей духовной лени,
А воля легковесна и проста! [173]

Но не тебе ль в мышцы и в мысли крепость
Тысячелетий вложена была?
И не твоей душе ль дана та хрупкость,
Что женщина разрушить не смогла?

Стыдись! И знай: лишь неустанный воин
Высокой чести будет удостоен.

15.01.1977

* * *

В каждом дереве я изгибался стволом,
С каждым корнем я пил влагу черной земли,
С каждой почкой хмелел, каждой веткой молил,
Чтобы в жизни, как в небе, могло быть светло.

15.01.1977

* * *

Окаянный рассвет пробивается в окна,
Машет фольгой беды, словно флагом утра,
Словно белым платком, словно списком утрат.
И земля в талом снеге, бессонная, мокнет...

15.01.1977 [174]

* * *

Из иного времени навстречу
Нашим онемевшим дням
Наплывают запахи, и речи,
И бессонницы, и сны, и свечи,
И дома, и улицы, и встречи
Горьких душ, как звезды, близких нам.

И теперь толпятся и плотнеют,
Воплотясь в томительный искус:
В нас, в живых, как в тело, входят тени
Самое больное из искусств.

25.01.1977

* * *

Матф. 26, 75

Безумье — мудрецам, свобода — мертвым,
Отрекшимся — презрение к себе.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Орал петух каким-то алым криком,
Глумилась чернь и ликовала знать.
А Петр молил в раскаяньи великом,
Чтобы хоть кто-то смог его узнать.

29.01.1977 [175]

* * *

А я теперь — упрямый и угрюмый,
Веду полнощный бесконечный спор
Со временем, как будто кто-то умер,
Не прекратив со мною разговор.

И вот пророчествует молчаливо
Из колокольной звездной тишины
О том, что он рожден был стать счастливым
И человеки все так рождены,

О том, что лестница уводит в небо
Не из окна седьмого этажа,
О том, что никогда счастливым не был,
Кто не знаком с полетом мятежа,

О том, что слышен в гуле заоконном
Порой так ясно голос жизни сей...
О том, что монастырские законы
Воителей ковали и князей.

И я впервые отвечаю: — Годы
Идут. И хоть пока еще не стар,
Но и не молод я уже, не годен,
Чтоб космосу отдать последний дар.

Ведь я теперь угрюмый и упрямый:
Все сделаю, конечно, что смогу.
Но не напоминайте мне о храме
Былых молитв в искрящемся снегу.

13.02.1977 [176]