ПИР

Вся книга в формате PDF (19,2 MB)

1

Я вас собрал сегодня здесь на пир,
Певцы страстей, безумства и отваги,
Разбойная и шумная ватага
Веселых мудрецов, влюбленных в мир.

Холодный блеск мечей, ножей, рапир
Согрейте пряностью пьянящей влаги!
Я буду кравчим. Впрочем, что до браги,
Не мне учить ваш непотребный клир.

Но шутки в сторону. Из заточенья
Поблекших книг, из края тьмы и сна
Сейчас вы вышли не для развлечений,

Не ради томных женщин и вина.
Но чтоб вернее проследить теченье,
Связующее наши времена...

27.10.73 [32]

2

Отец аристократ, а мать — рабыня.
Кипящею смолой струится кровь
Гетер, землепроходцев и воров.
Тенелла! В дальний край зовет гордыня.

Прощай, Отчизна! Темные глубины
Не так страшны, как твой счастливый кров
Для слишком рано выросших сынов.
Тенелла! Здравствуй, Родина-чужбина!

Мой брат и прадед, воин Архилох,
Задира и поэт — не полубог! —
Быть может, первый, кто бродяжьим сердцем

Измерил цену мелочных тревог
И жизни ритм познал своею смертью,
Твое здоровье пью! За лучший Рок!

24.10.73

3

Ты не обидишься? Скажу я откровенно:
Из всех собравшихся ты меньше всех герой.
Безвольный волокита, женственный, богемный,
К тому ж беспомощно язвительный порой.

Мальчишка средь мужчин! Монетою разменной
Посмел спустить свой дар там, где пустой игрой
Стихи Катулла называли неизменно...
Но хватит нареканий. Становись в наш строй. [33]

За искренность в любви, за горечь пробужденья,
За неоплатные долги, открытый нрав
Прими сегодня нечестивцев приглашенье.

А слабости... Но кто ж всегда бывает прав!
Кому узнать немало довелось отрав,
Тот снисходителен к невольным прегрешеньям.

28.10.73

4

Из белого тумана девяти веков
На зов саки, как встарь, выходит дервиш пьяный.
Давно в друзьях привык он узнавать врагов,
А в мудрых письменах — всего лишь род обмана.

Но в этом обществе изгоев и волхвов
Ты не услышишь поучений из Корана,
И скверные сыны своих родных краев
Как брата рады встретить гостя из Ирана.

Какая чепуха! Философ, астроном...
Да вот беда! — Захаживал в питейный дом!
И сразу результат: ярлык эпикурейца.

Хайям! Мы в этой глупой кличке узнаем
Свои прозвания... Бери ж бокал с вином,
Сложи нам рубаи и выпей с европейцем!

31.10.73 [34]

5

Изгнанник флорентийский, Данте Алигьери!
С тобой беседовать случалось нам не раз.
Недаром падал взгляд твоих горящих глаз
На райские врата и Преисподней двери.

Твоим свидетельствам мы смело можем верить.
Скажи: там, в круге первом, многие ль из нас
Ведут с Платоном спор и коротают час
В беседах о судьбе, о мужестве и вере?

Различны имена: кто гвельф, кто гибеллин...
Какая разница! Закон у нас един:
Неумолим и строг, расставит всех по росту.

Где б ни был ты, полуаскет и паладин,
Ты — наш посол. Терпи, хоть это и не просто.
Настанет день, и вновь нам улыбнутся звезды.

7–8.11.73

6

Бродяга и пропойца, Вийон,
Что нам столетья! Посмеемся вместе
Над ханжески благопристойной спесью,
Залезшей на раскрашенный амвон.

Как жаль! Тебя повесили давно.
Ты ж даже слова не сказал о мести...
И сдох, как пес, почти на том же месте,
Где столько раз дрянное пил вино. [35]
«От жажды умирая над ручьем»,
Насмешку ты избрал своим врачом.
Ее же всюду заключают в путы.

И Франция здесь, право, ни при чем.
Мне тоже в кровь подмешан сок цикуты:
«Везде я принят, изгнан отовсюду».

23.10.73

7

Из-под Хартума к Мандалею долог путь.
Стихи впечатав в тропики, сложи нам песню
Про Индию, про Африку, что всех чудесней,
О Лондоне ж, об Англии навек забудь.

Пройтись сквозь смог при смокинге куда-нибудь,
Чтоб лихорадку вышибить дурной болезнью?
Но только банджо простенький напев полезней:
Он помогает лучше, грусть вгоняя в грудь.

В ушах звенит колоколов восточных эхо,
В глазах мелькает только пыль из-под сапог...
Да, верно, все ж ты в Метрополию приехал,

Но вновь куда-то звал твой гений, черт и бог.
Мой Редьярд Киплинг! (Встать!) Признайся хоть для смеха:
Не оттого ль и к нам прийти теперь ты смог?

3–4.11.73 [36]

8

Вскормить тигренком странную мечту,
Ей подчинив и мысли и поступки:
Взглянуть в зияющую пустоту,
И жизнь и смерть смешав в кипящем кубке.

Любить не с бледной верой в красоту —
С победным гимном страсть впитать, как губка.
Погибнуть офицером на посту,
В последний раз ответив мрачной шуткой.

В Аддис-Абебе слушать львиный рев,
Читать стихи ущельям и драконам.
С последних тайн заветный снять покров...

Друзья! Какому подчинить закону
Его стихи, сонеты и канцоны?
Здесь не поэт — здесь воин Гумилев.

11.11.73

9

Последним — Маяковский. Где ты, бронзы звон?
«Револьвером к виску... Не стоит в старом рыться...»
Так яростно прожить — и стать самоубийцей!?
Блестящим камушком для пишущих ворон?

Не лгите, критики, над явью похорон:
Разбитая любовь, мол... Впору удавиться
От этой болтовни. Но каждая страница
Кричит: здесь действовал совсем другой закон! [37]

Молчу. К чему слова? Нам не нужны детали.
И так уже, боюсь, кощунством обозвали
Весь этот стих. А впрочем, и не он один...

Но вы, пришедшие из многолетней дали,
Витков истории разрезав серпантин,
Вы сами обо всем, конечно, догадались.

30.10.73

10

Цель нашего собрания ясна.
Обласкан род наш был божком разгромов
Во все рассмотренные времена,
И нет причин, чтоб стало по-другому.

Не все пришли. Моя в том не вина,
А лишь беда: уж больно скверно с домом —
Размером метров в шесть и без окна...
Боюсь водить гостей в сии хоромы.

Ей-Богу, лучший выход — пошутить.
Конец делам. Теперь давайте пить!
А чтоб не буйствовала наша шайка,

Рад вас знакомством новым поразить.
Я мог бы и один вас пригласить,
Но что ж за вечеринка без хозяйки?

9.11.73 [38]