ПАМЯТИ МАНДЕЛЬШТАМА

Вся книга в формате PDF (19,2 MB)

1

Я вернулся в мой город, знакомый до слез,
До прожилок, до детских припухлых желез.

Все — от погибших и до тех, что живы, —
Когда-нибудь вернемся мы сюда:
На нашу землю, в наши города,
Чтобы изгнать из храма сброд крикливый.

Изрежут лица нам судеб извивы,
И сединою нагрядят года.
И память разбередит навсегда
Всю боль любви и юности бурливой.

Вот здесь, на парапете у реки
Еще хранит гранит тепло руки,
Твоих ладоней... Где теперь те ночи!

Как странно чувства горьки и резки —
Так, словно время сделалось короче...
Да, вновь мы здесь — сухие старики...

22.07.74 [20]

2

Ты вернулся сюда, — так глотай же скорей
Рыбий жир ленинградских речных фонарей.

Своих сынов, пришедших издалека,
Всегда ты оглушить дурманом рад,
Причудливых фантомов вещий град,
Узилище истории и рока.

В твоих туманах места нет пророкам.
Твои дожди не ведают преград.
На каждой улице твоей горят
Живые факелы, зажженные до срока.

Так что ж сюда влечет нас вновь и вновь?
Какую распознать мы тщимся новь
Там, где свободны лишь чугун да камень?

Где первый бред, последняя любовь,
Где мы своими распахнем руками
Узорчатую дверь в Чердынь-на-Каме...

24.07.74

3

Узнавай же скорее декабрьский денек,
Где к зловещему дегтю подмешан желток.

Ты не забыл ли сумрачный рассвет?
Глубокой осенью, зимой — уже не важно!
Ты, виночерпий уходящих лет,
Всегда пьянеешь, вспомнив день вчерашний. [21]

Ты узнаешь ночной безумный бред,
Светильников желтеющие брашна.
Ты видишь вновь глазка поблекший цвет,
Но, как тогда, тебе ничто не страшно.

Чего бояться? — Справа, за углом
Разыщешь ты свой опустелый дом,
Но не найдешь ни матери, ни друга.

А вечер так тягуч... И за окном
Как будто чьи-то тени бьют крылом...
И нет дорог из проклятого круга!

24.07.74

4

Петербург, я еще не хочу умирать:
У тебя телефонов моих номера.

Считай итоги дней обледенелых,
Сиди над догорающей свечой.
Причудливо изысканной парчой
Внизу луна бульвары разодела.

А ты, раскрыв листы бумаги белой,
Сверяешь жизнь с погубленной мечтой.
И пишешь под последнею чертой:
«Так это все? Как много надо сделать!

И ради этих буквочек и строк
Ты одиночества переступил порог?
Но для себя ль судеб ты мерил склоны!» [22]

Уже готов еще один упрек,
Как вдруг в ответ заупокойным звоном
В ночи забьется трубка телефона.

25.07.74

5

Петербург, у меня еще есть адреса,
По которым найду мертвецов голоса.

В разграбленных квартирах да в музеях
Тебя так много поджидает встреч!
Но медлишь ты, чтоб память их сберечь
От толп, что лезут, попусту глазея.

Они, опричники, всегда лишь жнут, не сея.
По их вине сломилось столько плеч,
Взваливших грузом чести эту речь,
В грязь втоптанную мачехой-Расеей.

Но вот как будто чьи-то голоса...
Уйми волненье — может, это снится...
Но нет: ее глаза, ее коса!

Вот только... Вдруг поникнут лица,
И выпадет соленая роса,
И спрячутся изменницы-ресницы...

25.07.74 [23]

6

Я на лестнице черной живу, и в висок
Ударяет мне вырванный с мясом звонок.

Уже за полночь. — Самый светлый час
В моей медвежьей сумрачной берлоге.
По стенам скачут тени — Бандар-Логи,
Ночник в тетрадь с укором вперил глаз.

Немного подожди... Замри... Сейчас
От сна воспрянут солнечные боги:
Губитель-Аполлон, Дионис буйно-строгий, —
И с Вечностью начнут священный пляс...

Но резкий звон вдруг тишину расколет,
И, вздрогнув, ты разгонишь поневоле
Знакомых образов седой туман.

Но нет... Не то... Какая злая доля:
Всего лишь ложка звякнет о стакан,
А ты уж напряжен, как бы от боли

27.07.74

7

И всю ночь напролет жду гостей дорогих,
Шевеля кандалами цепочек дверных.

Все впереди. А ныне сказ иной:
Учись секундами свободу мерить.
В рассветный час еще придут за мной,
И снова заскрипят стальные двери. [24]

И вновь ты угадаешь за спиной
Дыхание взбесившегося зверя,
И мать глаза застелет пеленой,
А вам, друзьям, останется лишь верить.

Надежда и Любовь... Как шутка зла!
Вы — сестры? Дочери Софии Мудрой?
Но ту зарезали из-за угла,

А вы — самообманом раны пудрить?
Но чтоб во мгле годин настало утро,
Жестокой воле должно сдать дела.

26–28.07.74