И ОБОРВАЛСЯ КОЛОКОЛЬНЫЙ ЗВОН

(из жития священномучеников Андроника и Феофана)

В ночь с 16 на 17 июня 1918 года Пермь вздрогнула от набата — во всю мощь били колокола Спасо-Преображенского кафедрального собора (ныне там находится областная художественная галерея). В ответ раздались выстрелы, и колокольный звон оборвался.

Что же происходило на соборной площади? Она была оцеплена вооруженным отрядом Пермской губЧК численностью полторы тысячи человек. По всему городу у каждого храма также были выставлены милицейские посты, и даже у каждой церковной сторожки стояло по два конных милиционера. Вся эта рать была поднята для того, чтобы арестовать одного безоружного человека — архиепископа Пермского и Кунгурского Андроника (в миру — Владимир Александрович Никольский). В архиерейском доме (ныне в нем помещается областной краеведческий музей) шел обыск, у подъезда Андроника ждала пролетка, чтобы везти его на расстрел...

Чем же не угодил архиепископ большевикам? За что они приговорили его к смертной казни? Помешать установлению Советской власти в Пермской губернии Андроник не мог, так как почти всю осень-зиму 1917–1918 годов находился в Москве, участвуя в работе Поместного Собора Русской православной церкви. Этот Собор принял историческое решение о восстановлении поста Патриарха Всея Руси. Во время работы Собора архиепископ Андроник проявил себя одним из самых энергичных его деятелей. «Огнь пылающий» — так называли его на Поместном Соборе.

Мог ли такой человек покорно взирать на то, как притесняется и напрямую грабится православная церковь, особенно в руководимой им епархии? Вести из Перми приходили одна хуже другой. Сразу после опубликования декрета Совета Народных Комиссаров об отделении церкви от государства пермские большевики рьяно взялись за его выполнение. 21 февраля 1918 года отрядом красногвардейцев были выселены монахини Свято-Успенского женского монастыря в Перми. На следующий день вооруженные большевики ворвались на подворье Белогорского монастыря, что под Кунгуром, несколько монахов были убиты (впоследствии число их жертв достигло 36).

Архиепископ Андроник писал в те дни в Пермскую духовную консисторию: «Декретом народных комиссаров от 22 января 1918 г. Святая Православная Церковь не только отделена от государства, но объявлена на положении нелегальной. Следовательно, открывается уже гонение на Церковь. Посему все истинно верующие должны встать на защиту веры и церкви... К сему призываю всех православных христиан Пермской епархии...»

Прибыв из Москвы в Пермь 15 апреля, владыка сразу же начал готовить духовенство и народ к торжественному общегородскому крестному ходу, приуроченному ко дню памяти св. Стефана Пермского. Однако уже 29 апреля у архиепископа был проведен обыск, на что было отвечено: «Примите безотлагательные меры к прекращению подобных посягновений на свободу Церкви и на церковное достояние... Против подобных проявлений насилия я не имею физической силы, но вынужден буду прибегнуть к самым решительным в моем распоряжении мерам иного, духовного порядка...»

На это большевики ответили одним из своих излюбленных приемов: пермские газеты стали печатать об Андронике заведомую ложь. Андроника обвиняли в том, что «изданным декретам не подчинялся.., организовал сопротивление темных несознательных масс населения.., старался противодействовать существующей власти», вплоть до призыва «вооружаться идти разбивать большевиков». В ответ на это Андроник написал: «„Никакого активного сопротивления темных несознательных масс“... я не организовывал... Кроме того, считаю недопустимым оскорблением верующего народа, когда следственная комиссия революционного трибунала народного суда называет этот руководимый мною верующий народ „темными несознательными массами населения“». И еще, словно заглянув на семьдесят с лишним лет вперед, владыка дал уничтожающую оценку того, что видел он и что еще долго предстояло расхлебывать многим поколениям: «Ныне захотели люди без Бога и даже из вражды на Бога устроить рай на земле, в котором все были бы одинаково счастливы и блаженны. Но об этом безбожном рае теперь уже не может быть двух мнений: слишком тошно в нем всем живется».