2. По ту сторону правого и левого

В течение целого века, от декабристов до отречения Николая II, Россию терзал конфликт между «правыми» и «левыми», «властью» и «обществом». Всеобщее ликование весны 1917 года было радостью освобождения от этого конфликта: на какой-то исторический миг, общество слилось с государством. Сторонники самодержавия исчезли как политическая сила. Казалось, что в стране восторжествовало демократическое согласие.

Его разрушило июльское восстание большевиков. Демократическим силам дано было увидеть, что существует опасность «слева». Августовское выступление генерала Корнилова могло сплотить против этой опасности сторонников правового строя как в патриотических, так и в демократических кругах. Но шанс этот был упущен. Наоборот, возродился страх перед мифической опасностью «справа». Большевикам всё простили и дали возможность, под предлогом борьбы с «корниловщиной», подготовить захват власти.

Привычка судить людей по ярлыкам, нежелание разглядеть тоталитаристов в среде собственных «левых» собратьев и сплотиться вокруг генерала из народа лишь потому, что он генерал (не в пример французам, поддержавшим в 1917–18 годах премьера Клемансо, который подавил местных большевиков) — открыла ворота Ленину.

Более того, прощение, данное большевикам «левыми» сторонниками правового строя, заставило сторонников правового строя «справа» повернуться не только против большевизма, но и против демократии. «Позорнейшей из всех российских властей» будет потом названо Временное правительство, которое в октябре 1917 года мало кому была охота защищать — революция выродилась в говорильню нескончаемых митингов и бегство с фронта.

Крушение недолгого «морально-политического единства» способствовало поражению Белого движения, и вопрос «кто виноват?» был увезен эмиграцией за границу, где вызвал 35 лет бесплодных пререканий и психологию пессимистического антикоммунизма: «Все равно ничего не сделаешь». Выбор был прост: замкнутый круг «Зарубежной Руси» или ассимиляция среди иностранцев.

Деятельную часть молодежи, сохранившую верность России, такой выбор не устраивал; «Ждать нечего. От эмигрантской пустоты, безволия и лицемерия, от обывательского прозябания, от бесплодных споров, от позорного равнодушия к основному вопросу нашего национального бытия — мы зовем к борьбе за Россию!» (Газета «За Россию», май 1934). От старшего поколения, разделенного на «правых» и «левых», надо было отгородиться: второй съезд НТС (тогда еще НСНП — Национальный Союз Нового Поколения) в 1931 году ввел возрастное ограничение — принимать в Союз только родившихся после 1895 года: Молодежь отвечает за Россию! Мы не справа, не слева, мы впереди!

Сегодня, когда новый спор между правыми и левыми грозит продлить агонию ленинцев, а в НТС снова вступает новое поколение, такая позиция не менее актуальна, чем 60 лет тому назад.