(7. Участие в Сопротивление, отношение к Нюрнбергскому процессу и де Голлю)

Эта маленькая женщина меня постоянно удивляла. В начале Второй мировой войны Шаховская вместе с мужем участвовала в Сопротивлении в Бельгии и во Франции: бывший белый офицер Малевский-Малевич воспользовался своими связями в бельгийской контрразведке, чтобы отличиться во время войны, как и его жена. В 1941 году Шаховскую отправили в Лондон, где она работала редактором Французского информационного агентства; она любила вспоминать, что во время немецких бомбежек Лондона стало модным не спускаться в бомбоубежище, а устраивать вечеринки, вообще делать вид, что рядом ничего не происходит, не рушатся дома, не гибнут тысячи людей:

— Мы выпивали, танцевали и старались не вздрагивать (особенно расплескать виски), это считалось неприличным, когда неподалеку падает бомба. В таком поведении англичане видели свою несокрушимость. А утром все слушали радио, чтобы узнать «счет матча», англичане так называли очередную сводку сбитых самолетов Люфтваффе и Королевских ВВС.

После войны Шаховская была журналистом на Нюрнбергском процессе — и десятилетия спустя не переставала его ругать, даже испытывала открытое презрение к этой «гнусной комедии, организованной Союзниками — и покрывшей их позором». Когда я впервые услышал ее яростную критику суда в Нюрнберге, искренно удивился. Меня в те времена раздражало только одно — что коммунисты судили национал-социалистов. Если бы рядом с Гитлером повесили Сталина, вот тогда я был бы доволен, а все остальное... Должен признаться: будучи советским человеком, я не сразу понял причину разражения Шаховской, а речь шла о Праве с большой буквы, о правовом государстве. Шаховская почти кричала, глядя с удовольствием на мое изумление:

— Во-первых, закон не имеет обратной силы, а германцев судили по законам, высосанным Союзниками из пальца уже после совершения ими преступлений.

Во-вторых, нельзя судить людей за развязывание войны и способов ее ведения, раз вся история человечества сплошная война и уничтожение гражданских лиц. Так было, так есть и так будет. Германских маршалов и генералов вешали за действия, вызывающие у нас восхищение, когда мы читали биографии полководцев от глубокой древности до наших дней. Но этого мало: когда приговаривали побежденных германских маршалов и генералов к смерти, в это самое время за подобные действия их победители получали славу, ордена, должности и звания. Овтратительно!

В-третьих, в Нюрнберге самые элементарные права обвиняемых были самым отвратительным образом попраны. Принцип презумпции невиновности был вообще отменен. Это был вообще не суд, а судилище, у меня было впечатление, что эта гнусная пьеса играется не в Нюрнберге, а в Москве, где нормально еще до суда приговорить всех обвиняемых к смерти.

В-четвертых, нацистов судили в Нюрнберге не за то страшное преступление, за которое их как раз следовало судить и казнить: за геноцид евреев и цыган, но о геноциде в Нюрнберге вообще речи не было, хотя Союзники были прекрасно осведомлены о нем.

И, в-пятых, это преступление Союзников против Права до сих пор не осуждено, а это создает опасный прецедент. Вчера неправосудно осудили Риббентропа, Кейтеля, Деница, Иодля, а завтра это могут сделать с кем угодно, со мной, с вами, поэтому в Нюрнберге Союзники искалечили саму свободу.

Шаховская добавила:

— Черчилль с самого начала был прав, когда предложил всю нацистскую верхушку расстрелять без суда по праву победителя в назидание другим, а ко всем немецким военным отнестись только как к военнопленным, к профессионалам, выполнявшим свою работу, а не издеваться над Правом — гарантом свободы и безопасности граждан.

Признаюсь, поначалу от подобных высказываний Шаховской у меня челюсть отвисла, и мне понадоюились долгие размышления, чтобы прийти к выводу, что она права абсолютно во всем. Позже, почти через двадцать лет после Нюрнберга, Шаховская не изменила своим принципам. По той же причине в 1962 году она отправила обратно генералу де Голлю свой орден Почетного Легиона.

Считается, что де Голля пытались убить 31 раз, но наиболее известным стало покушение 22 августа 1962 года. Члены ОАС, Секретной вооруженной организации, отстаивающей Французский Алжир, обвинили де Голля в предательстве, организовали покушение на него и во главе с бывшим полковником ВВС Бастьеном-Тери выпустили по машине генерала сто сорок пуль, но никого даже не ранили. Шаховская мне сказала:

— Бастьен-Тери был уже в отставке и никого не убил, но по приказу де Голля его судил военный трибунал, — и он был расстрелян. В правовом государстве было вопиющим образом попрано право, и не кем-то, а самим главой государства — и без малейших последствий. Это было действие диктатора при отсутствии диктатуры. Очень тревожный симптом. Бастьен-Тери явился на место своей казни с рыцарским крестом Почетного легиона, поэтому я отослала генералу свой. Конечно, я понимаю генерала, в машине была его жена и зять, но это не оправдывает факта, что он попросту убил человека, который не без основательных причин неудачно попытался его убить. Если это не банальная месть, то что же? Возмутительно!

Не восхищаться подобной женщиной было невозможно. Я только тогда узнал, что она была награждена. На мой взгляд, Шаховская — средний писатель, но отличный публицист; ее книги «Тэффи», «Дон-Аминадо», «Владимир Набоков», «Таков мой век», «Евгений Замятин» останутся, как и «Старость Пушкина».