(6. Роль Георгия Иванова)

Это может показаться странным, поскольку его учителем и кумиром был и остался до конца жизни Георгий Владимирович Иванов, с моей точки зрения один из самых талантливых и умных поэтов Серебряного века, да и вообще русских поэтов; только Тютчев, пожалуй, был у нас выше и глубже умом. Померанцев был удивлен, когда я ему сказал, что Смоленского, Поплавского, Ходасевича и Георгия Иванова я читал еще в Совке, где они, разумеется, не издавались. Когда мои родители в 1956 году уехали из Франции в СССР строить светлое будущее, они захватили с собой всю библиотеку на французском, и цензура пропустила, махнув рукой, а среди них было несколько томов антологии русской поэзии, изданной французами с французским подстрочником. Поэтому пропустили, обложка басурманская обманула чиновника. Но в юные годы меня куда больше влекли:

Все дышит, плещет, тает,
Все в солнце и воде,
Подснежник расцветает
При утренней звезде.

Чем:

Овеянный тускнеющею славой,
В кольце святош, кретинов и пройдох,
Не изнемог в бою Орел Двуглавый,
А жутко, унизительно издох.
Один сказал с усмешкою: «дождался!»
Другой заплакал: «Господи, прости…»
А чучела никто не догадался
В изгнанье, как в могилу, унести.

В Совке я просто не понял это, на мой вкус, не просто талантливое, а гениальное стихотворение — одна его музыка чего стоит. Последний раз я его прочитал уже после демобилизации перед тем, как продать книгу за двести рублей, нужны были деньги на пропой души, так что от сердца оторвал. Но мрачная его музыка в каждой букве требовала от меня понимания, и оно пришло позже вместе с углублением в историю моего отечества, когда в эмиграции стали доступны исторические документы, воспоминания участников и свидетелей гибели империи, а также многочисленные статистические данные. Когда я рассказал об этом Померанцеву, он едва не заплакал, так обрадовался моему восхищению поэзией своего мэтра. Это, вероятно, побудило его (а также то, что мы сидели в одном кабинете) рассказывать мне о Георгии Иванове и Ирине Одоевцевой намного больше, чем ему обычно хотелось.