(5. Наталья Горбаневская, польская «Солидарность» и «Континент»)

Как мне забыть. За день до вторжения в Чехословакию под поселком Покровка (на Дальнем Востоке) весь полк, в котором я служил, выстроили, и командир полка приказал, чтобы добровольцы на фронт против НАТО, начавшего вторжение в братскую Чехословакию, вышли из строя. Весь полк, разумеется, это сделал (попробуй не стать добровольцем), хотя на эту Чехословакию на другом конце света всем было в высшей степени наплевать: рядом шла Культурная революция миллиардного Китая, орущего на все лады, что ему принадлежит Сибирь и даже больше...

Я вышел из строя вместе со всеми, хотя в отличие от громадного большинства сослуживцев хорошо знал истинное положение дел. Я хорошо помню свои ощущения в тот день, свой страх, даже ужас при мысли, что я один останусь на месте, когда весь полк шагнет... и что за этим последует. Поэтому позже я в полной мере оценил поступок Горбаневской, знающей заранее ужасную цену, которую ей придется заплатить. Вот кому нужно памятник поставить, ведь на всю страну нашлось только несколько человек, решившихся на этот символический, но огромный жест. Поэт Вадим Делоне, которого я хорошо знал и уважал, в Париже спился насмерть, бедняга, тоже был из этих людей: «Пусть каналии рвут камелии».

А ведь о них забудут... уже забыли, хотя... Если будут у нас в России через век стоять памятники белым генералам, ее спасавшим, так почему заодно не этим поэтам?

Но взяли Горбаневскую в «Континент» не за героизм и не поэтический талант, а за непоколебимый европеизм, ведь свою любовь к Чехословакии, а затем к Польше она доказала на двести процентов.

Поскольку для меня все советское было антирусским, в мыслях я всецело поддерживал сначала чехов и словаков в 1968 году (даже если бы мне пришлось их давить, я бы продолжал желать им успеха), а затем поляков в 1980-м, на этот раз на деле: я был тогда по заданию НТС в Польше и еле ноги унес, когда польская армия Ярузельского решила спасти страну от нашего вторжения. А оно было бы, можете в этом не сомневаться.

Разумеется, я хотел, чтобы все страны планеты освободились от коммунизма, но во времена «Солидарности» не испытал никакой радости, когда немногочисленные страницы парижской эмигрантской прессы стали заполняться польскими материалами. Поляки были не только антисоветски настроены, русских они откровенно недолюбливали; не без причин, в этом нужно признаться: чего мы только с ними, бедолагами, не делали в течение последних веков. В каждом польском городе, где я выдавал себя за французского журналиста, я смог в этом убедиться. Конечно, историческую Россию и русских полякам по сегодняшний день любить не за что, но это не причина, громко заявлял я в редакции и везде, где меня могли услышать, чтобы у нашей эмиграции забирали воздух: поляки все равно освободятся от коммунистов только после нас.

Поэтому «Континент» моим уважением не пользовался. Вместе с тем журнал был своим, то есть антикоммунистическим, да и платили хорошо, и цензуры в нем не было, так что я бы с удовольствием посылал бы туда статьи или рассказы, но загвоздка была в том, возьмет ли Максимов вещь у автора, ничего не издавшего в СССР...