(24. Возвышение Романова после войны)

Когда сразу после окончания войны англичане и американцы стали выдавать, как было договорено, на заклание товарищу Сталину сотни тысяч советских граждан, а также в своем союзническом рвении даже старых русских эмигрантов, не бывших никогда советскими гражданами, в эмиграции началась вполне разумная паника. Чтобы спастись был только один выход: уехать как можно дальше от всех мест выдачи, пересечь море, еще лучше — океан. Африка, Австралия, Америка. Туда потянулись многие выжившие и остававшиеся на свободе, в том числе многие руководители НТС из первой (русской) и второй (советской) волн эмиграции.

Вот тут, как я понимаю, настал звездный час ЕРО. После окончания войны в Менхегофе, лагере русских беженцев под Касселем, он показал себя способным организатором. Знаменательно, что первой книгой, изданной в том беженском лагере, был букварь. Дети должны были учиться, разумеется, но прежде всего это был хитрый политический ход, ведь азбуке можно учить детей и без букваря, но такие жесты вызывают симпатию, а затем собирают голоса простых людей.

А вот еще один интересный штрих. Пишет М. Н. Левицкая:

«Это произошло в беженском лагере Менхегоф в 1947 году. Из барака № 11 под названием „Сан-Суси“ вышел в коридор усталый, но радостный Евгений Романович Романов, ныне возглавляющий НТС, и громко объявил: „Я только что прочел книгу Сергея Левицкого ‘Основы органического мировоззрения’ — и поверил в Бога!“ Я была в это время в коридоре и подумала, что это лучший комплимент его книге».

К этому могу добавить, что ЕРО весьма скептически относился к Богу. Ходил анекдот, похожий на быль, что однажды, когда ему закричали «Христос Воскресе», он ответил «неужели?». В Бога он вряд ли тогда верил, в Церковь тем более, поэтому на православные праздники приезжал в церковь только после окончания службы, чтобы всех поздравить. Вероятнее всего, увидев госпожу Левицкую и будучи в восторге от книги ее мыслителя-мужа, он решил сделать ей приятное.

Незадолго до своей смерти он спросил меня, когда я гостил у него в Софии, считаю ли я, что Бог может существовать. Я теологический агностик и уже в юности понял, что представить бесконечность космоса легче, чем его окончание: поэтому решил, что существовать способно все, Бог в том числе, во всяком случае, легче представить мир с Богом, чем без него. Я так и ответил ЕРО, вызвав в нем, усталом от ожидания смерти, приятную улыбку. Но в те далекие годы он был еще полон сил и не задавал подобных вопросов ни себе, ни другим.

Важнее иное: после войны ЕРО не уехал, а остался в Германии, ставшей ФРГ, во Франкфурте-на-Майне, а затем в Лимбурге. Он и другие оставшиеся члены НТС в полностью разоренной стране, где валютой до знаменитой денежной реформы 1948 года стали в основном американские товары, со всей серьезностью думали о возобновлении борьбы с советской властью и усилении организации после понесенных ею катастрофических потерь, в частности о печатании антисоветских листовок и их распространение в оккупационной советской зоне. Конечно, ЕРО начал действовать далеко не сразу, а только через несколько лет после окончания Второй мировой войны, когда началась Холодная война, еще не носившая тогда своего названия. Я слышал от некоторых членов НТС, что первые листовки появились еще в беженском лагере. Они действительно были, хотя только для внутреннего пользования. ЕРО в своих рассказах не скрывал он меня, а скорее подчеркивал, что не любая немецкая типография могла в послевоенные годы печатать листовки без разрешения оккупационных властей, американских, английских или французских. К тому же они ввели жесткую цензуру. Заказать антисоветские листовки до начала Холодной войны — означало положить голову на плаху: арест был неминуем, как и возможная выдача чекистам, а когда выдачи прекратились, арест и возможный срок.