(2. Прощание с Лионом)

В ночь на 7 января 1938 года на вокзале Перраш меня провожали Р. П. Рончевский, его будущая жена Алла Алексеевна, Г. А. Бабиков, Г. К. Ильченко. Странные чувства обуревали меня в этот момент. Как будто уезжал я только на шесть месяцев. А подсознательно что-то говорило о предстоявшем долгом отсутствии, быть может, об окончательном и бесповоротном шаге в направлении к России... Кто тогда не верил в то, что в результате близившейся новой мировой войны Россия освободится и станет опять национальным государством?

А обстановка в мире накалялась с каждым годом, о войне говорили все как о чем-то совершенно неустранимом и непреодолимом. А если война, то при всех условиях мы, как организация русских молодых зарубежных сил, будем вовлечены в водоворот мировых событий со всеми их опасностями и превратностями судьбы...

Думая о близившихся испытаниях, я машинально отвечал на добрые пожелания и напутствия друзей. Но вот раздался возглас кондуктора «ан вуатюр!». Дружески обнялись, распростились. Друзья махали руками вслед уходившему поезду до тех пор, пока на повороте провожавшие не растаяли в ночной мгле, едва прорезаемой лучами вокзальных фонарей.

Я вошел в вагон, уселся около окна. И что-то подсознательное сказало мне, что в этот город я больше не вернусь. Так впоследствии и случилось. Впрочем, я вернулся в Лион много лет спустя, но уже не как его житель, а как американский турист, в котором после долгих лет отсутствия воспылало нечто вроде ностальгии.

Под стук колес скорого поезда, уносившего меня навстречу неизвестности, думалось о многом. Прежде всего о России, о ее судьбе, о нашем патриотическом долге перед нею. Об оставшихся в Лионе друзьях. О том, что завтра будет в Париже, а через неделю — в Берлине. В том Берлине, куда душа не тянулась, о том Берлине, который временами казался западней — о чувствах и мыслях гитлеровцев в отношении России и эмиграции нам было уже известно немало.

Ранним утром поезд подходил к Лионскому вокзалу. Не впервые мне приходилось выходить на этом вокзале с большими часами на огромной башне. Но и тут у меня было то же чувство, что и на вокзале Перраш в Лионе — не скоро я увижу и этот вокзал. И, действительно, увидел его я много лет спустя как американский турист в 1960 и 1962 годах.