(11). Процесс четырех

Январь 1968 года. Москва... Четверо подсудимых...

Один из них — Алексей Добровольский — сломлен. Дает нужные прокурору показания. Признает себя виновным... 10 января суд опрашивает Брокса-Соколова, который, ставши лжесвидетелем, говорит то, что ему подсказано... На «открытом» процессе публика состоит из гебистов. Показания свидетелей истолковываются судом произвольно, извращаются.

{Например, выступивший в качестве свидетеля, Евгений Кушев обращается с письмом в «Комсомольскую правду», конечно, не опубликованным: «По существу, — пишет он, — я на суде только подтвердил показания Добровольского и Лашковой, что я взял у них по собственной инициативе почитать три брошюры, изданные НТС» («Посев», апрель 1968 г.)}

Но теперь не 1938 год. Обвиняемые — другие, герои. И общественность другая.

9 января генерал Петр Григоренко {Считавший себя «истинным ленинцем», П. Григоренко включился еще ранее в освободительную борьбу. В октябре 1968 г. «Посев» напечатал его неопубликованное письмо в «Правду» и в «Известия», обращенное к избирателям. Заголовок письма: «Почему я не буду голосовать за Косыгина». За это письмо будущий защитник крымских татар подвергается аресту} передает иностранным корреспондентам текст заявления двенадцати друзей подсудимых, требующих допуска в зал суда. 19 января КГБ срывает пресс-конференцию о суде на квартире Людмилы Гинзбург (матери подсудимого)... Но сведения о суде все же становятся известными, распространяются за рубежом.

Производит впечатление поведение адвокатов. Выступают, не как подпевалы прокурора, а как настоящие защитники. По выходе из трибунала публика подносит им цветы. За свою смелую защиту адвокат Гинзбурга — Борис Золотухин — будет исключен из партии...

Другое новшество — пожалуй, главное: отзвук процесса четырех в стране. Протесты поступают в различные государственные и партийные инстанции, а также в органы печати. В ответ — как всегда, репрессии. На предприятиях, в учреждениях, учебных и научных заведениях, где работают «подписанты» протестов, проводятся заушательские собрания. На них выносятся заранее подготовленные «решения» об увольнении с работы. Так, например, происходит на профсоюзном собрании 16 апреля 1968 года — увольнение с работы подписантки учительницы В. Герлин. В заключительном слове она говорит: «Я не понимаю людей, лишенных гражданского нерва, людей, которых не интересует справедливость, как таковая, и связанная с ней честь нашей страны... Мне стыдно, стыдно за вас» («Посев», октябрь 1968 г.).

Напомним приговор. Галанскову — семь лет каторги, откуда он не выйдет живым. Бессмертный герой освободительной борьбы... Гинзбургу — пять лет, Добровольскому — два года, Лашковой — один...

НТС мобилизует в защиту осужденных западное общественное мнение. В недостаточных, очевидно, размерах: демократический мир тяжел на подъем. Но и на это власть реагирует болезненно. В помещенной в марте 1968 года в «Правде» статье «Крокодиловы слезы» сказано:

«Недавно им удалось мобилизовать за рубежом уважаемых и маститых писателей в защиту трех подлых отщепенцев, осужденных в нашей стране».

Еще больше власть беспокоит другое. Процессом четырех, приговором Галанскова к медленной смерти корни инакомыслия в стране не вырваны. У приговоренных остаются в стране единомышленники. Не обнаруженные... Могут появиться и другие. По «наущению» НТС, конечно... Ведь сами по себе советские граждане додуматься ни до чего не могут... Об этом особенно показательно сказано в статье П. Маринина «Лишь бы платили — подлинное лицо главарей НТС»:

«Западные мастера идеологических диверсий отдают себе отчет в том, что на разных подонках, уже попавших в руки правосудия, далеко не уйдешь: гнилой лимон нельзя выжать один раз, не то что дважды. А что если?.. И где-то, на эмигрантских задворках, отыскивают организацию с русской вывеской, в данном случае НТС, срочно превращают ее в „центр идейной борьбы“ и поручают завязать хоть какие-то связи с СССР. Авось найдутся новые подонки» («Литературная газета» № 30, 1968 г.).

Впритык к суду четырех власть посвящает НТС ряд статей. Полный их учет сделать трудно {16 января 1968 г. — «Известия», статья «Затянутые одним поясом»; 18 января — «Комсомольская правда», статья «В лакеях»; 27 февраля — «Известия», апокрифическое «Открытое письмо Брокса-Соколова М. Славинскому и его друзьям», и т. д.}.

Центр НТС, со своей стороны, делает выводы:

«В официальной прессе было названо полное имя НТС, — Народно-Трудовой Союз. Этим узаконена его общеизвестность и право говорить о нем открыто.

Подтверждено наличие групп НТС в стране (так, описано возникновение группы на Волыни)...

Власть несет ответственность за обострение борьбы и злоупотребление именем определенной идейно-политической организации.

НТС в России должен осознать свое нынешнее значение, а его зарубежная часть должна всячески помогать правильной ориентации освободительной борьбы на родине» («Посев», февраль 1968 г.).

В 1968 году мы — в преддверии освободительного движения, тесно связанного, в первую очередь, с именем Юрия Галанскова. Открывается новая страница в истории России. Совет НТС анализирует в связи с этим роль нашей организации, бросая взгляд на пройденный путь {См. 9-е приложение к этой главе}.